Введение в чтение Гегеля

Р. 416 /с. 316/: «Est ist nach…» и т. д. /«…после снятия различенных…»/: Речь здесь идет о революционном Правлении периода абсолютной Свободы, которое кажется диктатурой (носит видимость диктатуры), потому что каждому Единичному сознанию вольнб говорить: «Государство — это я». Никто не сопротивляется этому Правлению. Оно устанавливается без борьбы; все, что оно ни скажет, — Закон (Gesetz), все, что оно ни сделает, — государственный акт (Staatsaktion).[100] Но это не диктатура, именно по той причине, что никто ему не сопротивляется:; оно устанавливается в пустоте. Оно не сцепляется с действительностью, и в действительности никому до него нет дела. Оно не может создать ничего положительного. Ни одно его предприятие не увенчивается успехом, и стало быть, никакой реальной, подлинной свободы нет.

Р. 416, 11-я строка снизу — р. 417 /с. 316–317, последний абзац/: То, что нужно было бы сделать тогда и что сделает позже Наполеон, — отменить наследственную сословную принадлежность и создать пост-революционное корпоративное Государство.

Р. 417, 10-я строка /с. 317/: «Kein positives…» /«Никакого положительного…»/.[101]

Революционное Правление (какое угодно) стремится осуществить абсолютную Свободу; тогда оно действительно становится диктаторским, и тогда это — «Die Furie des Verschwindens» (p. 417, 7-я строка снизу /с. 317, 20-я строка снизу/), фурия исчезновения, Ужас (Schrecken).

Р. 417, последний абзац — р. 419 /с. 317–318/: Описание диалектики Террора.

Правление хочет претворить свободу в действительность, оно отменяет «абсолютную» Свободу, но тем самым готовит осуществление подлинной Свободы. «Абсолютная» свобода — это что-то не существующее: она не есть, вот почему ее «воплощением» или раскрытием будут только смерть и ничто.

В состоянии абсолютной Свободы каждый хочет стать диктатором и навязать свою единичную волю всем. И каждый вполне может сделать это, став, однако, лишь псевдо-диктатором, потому что воли других остаются единичными и, стало быть, непроницаемыми для его воли. Идея диктатуры есть абстрактная идея. Чтобы воплотить ее в жизнь, нужно действительно упразднить единичные воли — с помощью смерти (и Ужаса /Terreur/). Ибо нет более всеобщей воли, есть лишь единичные существа, уловимые только в их биологическом существовании, но не в их произведениях или действиях, поскольку они ничего не делают (они лишь составляют «оппозицию»). Подобное развитие событий закончится только уничтожением всех членов Общества и самоубийством (псевдо) диктатора. Террор /Ужас/ на деле есть не что иное, как самоубийство Общества.[102]

Абсолютная Свобода осуществляется в борьбе Партий /Factions/. Тут только Раб (или Буржуа, бывший Раб) наконец освобождается, потому что только тут начинается для него Kampf, кровопролитная Борьба за признание, без которой его рабская натура так и останется чуждой стихии Господства, Свободы. Революционное Правление — это побеждающая Партия, и ее конечное поражение столь же необходимо, как и поражение других Партий (= Единичного). Ибо пост-революционное Правление не будет партийным, Правлением какой-то части Целого: либо оно упразднится само, либо его упразднят. Но поскольку оно — революционное, оно должно быть партийным правлением и, стало быть, управлять с помощью Террора /Ужаса/.

Благодаря Террору-Ужасу /раг 1е Теггеиг/ Человек догадывается о том, что он такое на самом деле, на самом деле он — ничто. «Der Schrecken des Todes ist die Anschauung dieses ihres (der Freiheit) negativen Wesens» (p. 419, 17—18-я строки).[103] Только пройдя через этот опыт, Человек становится действительно «разумным», и у него рождается желание построить такое Общество (Государство), в котором Свобода воистину была бы возможна. Вплоть до этого мига (до того, как им овладел Ужас) Человек (еще Раб) все еще будет отделять душу от тела, он все еще будет христианином. Но благодаря Террору /Ужасу/ он поймет, что желать воплощения абстрактной («абсолютной») Свободы — значит желать своей смерти; он поймет тогда, что хочет жить, жить телом и душой здесь, на земле, потому что только это ему на самом деле и нужно и только это принесет ему удовлетворение. Ужас, «Die Furcht ihres absoluten Herrn, des Todes» (p. 420, 4—5-я строки),[104] побуждает единичные сознания согласиться с существованием Государства, в котором они могли бы осуществиться как отдельные и определенные и вместе с тем обрести реальную и подлинную свободу.