Введение в чтение Гегеля

Трагический конфликт — не конфликт Долга и Страсти или Долга и Долга,[61] а несовместимость двух планов бытия, один из которых непременно утрачивает свое значение для действующего, но не для остальных. Действующий, трагическая личность, должно быть не понимает, что действовал как преступник; когда грянет кара, он решит, что это судьба, абсолютно неподсудная принимаемая безропотно, «без попыток понять».

Чтобы стать индивидуальностями (и, стало быть, обрести Befriedigung, удовлетворение) языческим Господам не хватает Единичности /Particulate/ (человеческой). Их действование (смерть за родину) осуществляет только Всеобщее в них. Господин не может действовать в Государстве как частное лицо /en Particulier/. Конечно, в лоне Семьи он — Единичность, но в лоне Семьи нет подлинного антропогенного (т. е. отрицающего) действования, а есть только Sein, т. е. «чистое», бездеятельное бытие, равное ничто, смерти. Следовательно, Единичное «осуществляется» только смертью. Следовательно, здесь нет Befriedigung — удовлетворения в бытии и посредством бытия /dans et par l'existence/, которое возможно не иначе как через Индивида, в нем и для него /dans, par et pour YIndividu/. Господин «признан» (почитаем) всеми в своей единичности лишь постольку, поскольку он уже умер (стал предком); только смерть индивидуальна, будучи синтезом Единичного (умираю я, а не кто-то другой) и Всеобщего (признание всеми значимости моего Я).

Античное государство исторгает Единичность; единичное действование преступно. Преступление = активное противостояние Единичного как Единичного наличному общественному и политическому (= всеобщее) порядку. Отрицание Всеобщего во имя утверждения Единичности есть преступление.

Но вместе с тем можно сказать, что Преступление играет роль индивидуализирующего начала, ибо и в смертной казни осуществляется синтез Всеобщего и Единичного: это меня, а не кого-то другого, должны умертвить, и так решили все (Общество, Государство).

Таким образом, всеобщее действование Государства обрушилось на голову этого единичного преступника; тем более здесь нет никакого Befriedigung, коль скоро и в этом случае Индивидуальность «реализуется» только в смерти и посредством смерти.

Со своей стороны Государство, исторгая Единичность, предполагает упразднение /suppression/ Единичного (члена Семьи), значит, упразднение его Sein (поскольку Единичное — это природное живое существо). Следовательно, сущностной характеристикой языческого Государства будет война, действенное уничтожение Единичного, его смерть. Но война преступна по отношению к Семье, которая признает Единичное, его Sein, его жизнь (животную) высшей ценностью.

Карая преступника, Государство запрещает хоронить его и совершать погребальные обряды в его честь. Это то же исторжение Единичности: отказ во всеобщем признании (в погребальных обрядах) единичности смерти. Итак, то, что Государство считает законной карой, для Семьи — не что иное, как преступление. (Тема «Антигоны»).

Р. 332, 5-я строка снизу /с. 248/:[62] «… абсолютное право нравственного самосознания вступает в конфликт с божественным правом сущности»: Народ как совокупность Граждан вступает в конфликт с самим собой как совокупностью Семей.

Р. 333, 13-я строка /с. 249/:[63] действование языческого Господина носит конформистский характер, и он хочет быть конформистом. Господин — никогда не революционер (самое большее — «анархист»).

Р. 333, 23-я строка /с. 249/: в Античном государстве нет разделения Wesen /сущность/ и Macht /мощь/, т. е. Граждан и государственной Власти (правление). Античный Господин не может исключить себя из Государства, он не может быть революционером. И не хочет им быть. Вне Государства он — ничто, мертвый предок.

В своих действиях он хочет быть законопослушным. Но коль скоро действие — человеческое, оно не может не быть отрицающим. Однако Господин этого не знает. Он не отдает себе отчета в своей собственно человеческой сущности, не осознает отрицающего характера человеческого действия. Он не понимает, не сознает сам себя. И вот поэтому он — не подлинный Индивидуум.

Он действует либо как гражданин, либо как член семьи. И в том и в другом случае налицо преступление. «Sittlichkeit» /нравственность/ — это по существу Verbrechen, Schuld /преступление, вина/. Языческие добродетели суть перелицованные преступления (ср.: святой Августин), они не ведут к Befriedigung.

Действие языческого Господина не может быть революционным, потому что он не трудится. Его действие не выходит за пределы налично-данного (природного). Потому-то у него и нет идеи (революционной), которая превосходила бы налично-данную реальность (общественную и политическую). Объективно: античное Общество основано на рабстве.