Тем не менее, не все свойства увиденной вещи даны мне одним и тем же способом, хотя все они, безусловно, даны. Мы можем сказать, что передняя сторона и внешность вещи даны в исполненных качествах: то, что я вижу — красное или желтое, блестит, гладкое, сделано из дерева. Это не только гладкость и т.д., это действительно дерево; я вижу, что это дерево. Но обратная сторона не дана в «исполненных» качествах, она — если допустим такой оборот — как бы всего лишь предполагается (mitvermeint). Эта ситуация изменяется, когда я обхожу <вокруг увиденной вещи>; тогда то, что вначале предполагалось в качестве обратной стороны, становится «передней стороной» и тоже показывает мне себя в полноте качеств того или иного рода. На передней стороне, в этих наполняющих ее качествах есть нечто, что словно обращается ко мне, говоря: «за» передней стороной есть еще что-то, причем что-то определенное — внутри вещи, на задней стороне и т.д. Это «обращение» исполняется, когда я обхожу вещь или каким-либо другим способом заглядываю «в» нее. Гуссерль обозначал это обращение особым словом. Он говорит, что в воспринятой вещи есть «созерцательные интенции», указывающие на такие свойства, которые также присущи вещи, но в данный момент не показали себя полностью. То, что я вижу на передней стороне, уже наполнено качествами и действительно дано само в строгом смысле слова, прочее же, так сказать, только зримо намечено посредством передней стороны.
И Гуссерль констатирует: все это не случайно; скорее, сущностной чертой внешнего восприятия является то, что так есть и должно быть. Всякое визуальное, всякое тактильное, если угодно, всякое внешнее восприятие частью осуществляется [в форме такой данности], что все зримо наполнено качествами той или иной определенности, частью же в форме такой данности, что нечто лишь предполагается (mitgemeint), лишь придано (mitgegebеn), то есть намечено посредством созерцательной интенции.
Если дело идет о способе данности, который презентирует мне вещь как полную качеств, то я говорю: всякое восприятие вещи