Введение в феноменологию религии

Современная психология вместо традиционных и привычных названий «мистический опыт» или даже «религиозный опыт» вводит представление о «пиковых переживаниях». «Пиковые переживания», замечает Израэль Регарди, есть «нормальное и здоровое явление на пути внутреннего роста души, естественный элемент человеческого поведения, а не часть сугубо религиозного опыта, поэтому и рассматривают его в рамках психологии, применяя к нему те же научные методы, что и к другим … и считают эти переживания явлением куда более обычным, чем считалось ранее, и в значительной степени спонтанным».[19] Заметим, что понятие «пиковое переживание» в письменной речи может быть выражено восклицательным знаком, что, в свою очередь, хорошо согласуется с идеограмматической рисуночной формой письма. Ведь форма, начертание восклицательного знака изображением напоминает «пику». Витгенштейн подошел к проблеме восклицания не столько с позиций психологии, сколько с позиций логики. В «Замечаниях» он исследовал проблему противоречия в логике и математике: «Противоречие можно понимать как знак богов, говорящий мне, что надо действовать, а не размышлять».[20] В этой связи он исследует логический «парадокс лжеца». Если некто говорит: «Я всегда лгу», значит, он лжет не всегда. Витгенштейн переписывает его в форме «Я всегда лгу!». Он замечает: «Можно также сказать: «я всегда лгу» не было, собственно говоря, утверждением. Это было скорее восклицанием».[21] Иллюстрируется это положение следующим продолжением: «Я всегда лгу!» «Это тоже была ложь». – Но тогда ты, значит, лжешь не всегда! – «Нет, все ложь!»[22] Понятно, что этот ряд можно продолжать до бесконечности. Противоречие «могло бы в этом случае считаться чем-то сверхлогическим, чем-то несомненным, отрицание чего лишь вновь утверждало бы его же. Оно – нечто, возвышающееся над всеми предложениями и, одновременно, смотрящее, как голова Януса, в обе стороны!»[23] Витгенштейн сравнивает противоречие с памятником двуликому Янусу. «Противоречащее само себе предложение стояло бы, подобно памятнику (с головой Януса), над предложениями логики».[24]

Что помешало Хайлеру в своем изображении структуры священного мира поставить в центр точку и рассматривать ее как тождество, как знак, который ничего не обозначает, кроме себя самого, и сказать «Х есть Х». На наш взгляд, только одно. Он понимал, что точка сразу превратится в окружность, и придется сказать «Х не есть Х», то есть, сформулировав тождество, тут же придется формулировать и противоречие. Окружность отрицается центром, центр отрицается окружностью. Тождество и противоречие, замечал в «Трактате» Витгенштейн, не имеют условий истинности, то есть к миру не относятся, поскольку тождество истинно всегда, противоречие никогда. В представленной структуре строение точки центра круга есть та же самая точка, что и на окружности – compositum oppositorum (композиция контрастов, или соединение противоположностей). «Священное» манит и пугает одновременно, говорил Отто. В статическом образном выражении противоречие (А = не-А) можно представить состоящим из близнецов, а тождество (А = А) можно представить состоящим из двойников.

Как показано выше, следуя Витгенштейну, нам надо поставить в центр восклицательный знак – «знак богов». По своей рисуночной форме «этот знак» напоминает «пику» – атрибут воина и «жезл» – атрибут власти. Логично, что в поздних своих произведениях Витгенштейн обращается к од ной из форм употребления этого знака – к приказам, к формам выражения не утверждения, а предписания и принуждения. Приказ можно выразить в форме «Это – сюда!». Эти слова не именуют предмет, но указывают на него и выражают требование того, что надо сделать. Предмет здесь не именуется и не объясняется, но используется. Указательное местоимение позволяет оперировать предметом, имя которому не было дано. В приказах «Воды!», «Коня!» имя замещает указательное местоимение, а значит, именем не является.[25] Часто встречаемое в ритуальных и мистических текстах выражение «Это есть то» может рассматриваться не как противоречивое высказывание, а как предписание к действию, что справедливо замечено В. С. Семенцовым на примере анализа брахманической прозы.[26]

Есть приказы, которые по той или иной причине не могут быть выполнены, например приказы, в которых наличествует противоречие. Такой приказ, замечает Витгенштейн, «вызывает удивление и нерешительность».[27] В «Философских исследованиях» Витгенштейн описывает игру, в которой один участник по приказу (по знаку) другого участника приносит ему некоторый инструмент. Что делать, если орудие, которое требует отдающий приказы, сломано? Или если оно переименовано, и знак утратил значение. Тогда эта ситуация вызывает нерешительность.