Введение в философию

Но, – так поднимается теперь дальнейшее возражение, – пантеизм, отождествляя Бога и действительность, уничтожает то качество Бога, в силу которого только он есть Бог: абсолютную благость и блаженство. Я не могу и не должен чтить действительность или верить в нее в том виде, как она лежит передо мной в эмпирических данных. Мир, как он есть, вовсе недостоин почитания; ничтожное и злое действительно в нем так же, как и хорошее. Пантеизм стирает различие между добрым и злым; он все действительное поставляет как божественное, как проявление Всеединого, и этим он уничтожает понятие Бога.

Я возражу: это – недоразумение. Пантеистическое представление о мире вовсе не обязывает нас почитать и считать за совершенное и божественное все то, что происходит. Конечно, оно предполагает, что ничто действительное не чуждо вообще Богу; но сущность самого Бога остается трансцендентной. Все преходящее – так можем мы сказать вместе с Гете – есть подобие. Но не всякое подобие понятно тебе. Поэтому ты выбираешь то, что ты понимаешь, и видишь в этом откровение Божеской сущности; все же остальное ты оставляешь в стороне.

Возьмем обратный пример. Ты относишься к своему народу с чувствами благоговения. Ты пел в своей юности и поешь еще теперь: я предался и сердцем, и делом тому, чтобы жить и умереть за отечество. Что же такое это отечество, этот народ, которому ты посвящаешь себя самого, свою силу и свою жизнь? Есть это совокупность отдельных лиц, которых ты знаешь и с которыми ты встречаешься? Есть ли это те люди, с которыми тебя сталкивают ежедневные сношения, с которыми ты ведешь дела или занимаешься в какой-нибудь должности? Конечно нет; на большинство из них ты равнодушно не обращаешь внимания, а на некоторых ты сердишься. Или это тот более тесный круг, с которым ты ближе связан, твои знакомые и хорошие друзья, коллеги и начальники? Можно надеяться, что между ними найдется один-другой, которого ты уважаешь и ценишь; однако, говоря о нем, ты вероятно знаешь кое-что такое, чего ему недостает для совершенства; и для них жить и умереть, – нет, ты в сущности разумеешь не это. И тем не менее чувство, с которым ты поешь песню, вполне искренно. Где же, значит, этот народ? Он в сердце твоей матери, он в языке, которому она тебя обучила, он в твоей песне, которая проникает в твое сердце, он в лице твоего ребенка, он в верности друга, в любви женщины, он смотрит на тебя даже из голубых глаз чужого ребенка, играющего на краю дороги; он в каждом слове учения и мудрости, которые сообщил тебе твой верный учитель, он в памяти о твоих покойниках, он в образах тех великих людей, пример которых возвысил тебя, мысли которых обогатили тебя: он сам есть образ, который ты создал себе, идеальное существо, черты которого ты заимствовал из самого милого, самого лучшего и благородного, что тебе встречалось. И вот ты говоришь, оставляя в стороне все остальное: вот мой народ, то, что он собственно есть, в чем проявляется его истинная сущность, неистощимая, так как бесконечные богатства и бесконечные глубины остаются для меня сокрытыми.

И вот точно так же ты относишься и к действительности вообще. То, что в природе и истории наиболее глубоко трогает тебя и наиболее осчастливливает, ты обнимаешь в один образ и говоришь: вот подлинная сущность, глубочайший смысл и содержание действительности. Ты смотришь на заходящее солнце и упиваешься его светом; ты вдыхаешь весенний воздух и чувствуешь трепет природы, ты видишь пробивающуюся зелень и бесконечное множество гармонически движущихся существ, ты взираешь на горы и море, на небо и вечные звезды и говоришь: это творение Бога! Ты читаешь произведения великих поэтов и прорицателей всех времен и народов, ты пытаешься передумать мысли и объять вечные образы, и ты чувствуешь в них дыхание Духа Божия. Ты слушаешь Евангелие, ты углубляешься в слова и жизнь Иисуса, ты переживаешь истории его страдания и смерти, и ты говоришь вместе с военачальником: воистину это быль благочестивый человек и сын Бога. Здесь открывается тебе смысл жизни, смысл вещей; вот то, чем и для чего существует действительность.

Правда, рядом с этим существует также и другое, ничтожное, пошлое, злое. Рядом с Иисусом – высокомерие и ненависть книжников, сытое самодовольство фарисеев, постыдная угодливость прокуратора, заискивающего у массы, кровожадность ослепленного народа, низость предателя и слабость отрекшегося; все это тоже существует и точно так же действительно. Тем не менее ты говоришь: это не существенно в данном историческом событии: существенны жизнь и смерть невинного и праведного; это великое, трогающее мир событие, все же остальное есть лишь нечто побочное и средство, необходимое для осуществления и выражения, но не отрывок или часть его.