Узнать же то, что в природе происходит из формирующей деятельности ума, можно по однообразию в разнообразном. Наполнение пространства оказывающими сопротивление силами для разных мест и в разные времена различно, качества меняются, само же пространство с его определениями всюду и всегда одно и то же, так что всякое место может заступить всякое другое. Также время всюду и везде одно и то же, как бы различно ни было его наполнение. Точно также и всеобщая структура действительности везде одна и та же; причины и действия разнообразны, само же отношение причинности всюду одно и то же, одинаково действительно во всякое время и на всяком месте. Таким же образом другой основной схемой действительности оказывается отношение субстанции и акциденции, постоянного и меняющегося.
Следуя за этой формальной стороной опыта, всюду обращая внимание на тождественные во всяком опыте конструктивные факторы, Кант приходит к двум родам элементов формы: он называет их формами созерцания и мышления. Формы созерцания две только что упомянутые: пространство и время; формы же мышления, называемые им категориями, он при помощи формальной логики и ее деления суждений сводит на круглое число двенадцать. Пространство и время, следовательно, не сущие действительности, также и не действительные сами по себе порядки сущих в себе вещей, а свойственные субъекту функции синтеза разнообразного содержания ощущений. Все ощущения соединяются в единое целое временного течения, так что каждое к каждому стоит в отношении одновременности, или определенного промежутка времени. Все ощущения внешних чувств включаются в единую связь, называемую нами пространственным миром. Так, благодаря функции размещения в пространстве и времени, возникает единый созерцательный мир явлений. В том же смысле и функции мышления суть формы распределения созерцаний, именно распределения их во времени. Лежащее в основании всеобщее основоположение гласит: все явления по своему существованию подчинены a priori правилам определения их взаимного отношения во времени. Все явления, так гласит затем, в частности, закон субстанциальности, содержат в себе постоянное, как самый предмет, и изменчивое, как простое его определение; а закон причинности: все, что происходит (начинает быть), предполагает нечто, за чем оно по правилу следует. Труднее становится ему показать, как остальные десять категорий являются структурными элементами действительности; большинство из них являются простыми заместительницами пустых мест.
Включая теперь в нашу схему теорию этого нового рационализма, мы можем сказать таким образом. На вопрос о природе начал рационального познания Кант отвечает: они существуют, как способы проявления деятельности, как синтетические функции, выполняемые умом всюду и всегда тождественным образом. Вышеупомянутые математические и физические аксиомы суть формулы, выражающие эти функции, и постольку они составляют начала познания a priori. Эти функции не врождены, а напротив, как все функции, вырабатываются в течение жизни; но это не значит, что они приходят в нас извне, через впечатления; впечатления – лишь случайная причина их развития. Это ответ, к которому пришел еще Лейбниц в своих «Новых опытах о человеческом уме», противопоставленных им когда-то «Опытам» Локка. Nihil est in intellectu, quod non antea fuerit in sensu, так говорит эмпиризм и совершенно прав в этом; но надо прибавить: nisi intellectus ipse; все происходит из опыта, только не способность делать опыты.