Введение в философию

Возникает вопрос: откуда заимствует свои основания это суждение, являющееся с самого начала независимым от суждения о полезном и вредном для меня? Что служит масштабом, которым измеряются настроения и поступки по отношению к их моральному достоинству? На этот вопрос существует опять двоякий ответ:

1) мерилом морального достоинства служит нравственный закон, который каждый носит в самом себе: хорош тот поступок, при котором воля определяется сообразно с нравственным законом;

2) мерилом служит действие поступка на благополучие всех, на кого простирается его действие. Это различие между формалистической и телеологической философией морали.

Противоположность гедонизма и энергизма есть основное различие, господствовавшее в греческих системах морали: Аристипп и Эпикур стоят на первой стороне, Платон, Аристотель и стоики – на второй. В новой философии к гедонизму склоняются прежде всего приверженцы английского эмпиризма и аналитической психологии; Дж. Бентам и Джемс Милль являются самыми последовательными его представителями. Психологический анализ, как они находят, показывает, что всякий без исключения поступок определяется мотивом достижения удовольствия и избежания страдания. Maximum удовольствия и minimum неудовольствия являются, согласно с этим взглядом, необходимой целью человеческой воли. Представителями «энергизма» в разнообразных его формах являются Гоббс, Спиноза, Шефтсбери, Лейбниц, Вольф: самосохранение и проведение своей воли, свобода разумного «л» в истинном мышлении, гармоническое развитие и проявление всех сил, совершенство – вот формулы этого понимания. В последнее время эволюционистическая философия морали приходит к такому воззрению: известный жизненный тип и его проявление в деятельности есть фактическая цель всякой жизни и всякого стремления.

Я думаю, что правда на стороне энергизма. Аналитическая психология находится в заблуждении, если думает, что мотивом человеческой воли всюду является представление удовольствия (idea of pleasure); то – ложная теория воли, которая предполагает, что воля возникает будто бы только из опыта чувств удовольствия и неудовольствия. Дело происходит не так, чтобы сначала, вследствие принятия пищи или полового отправления, возбуждалось чувство удовольствия и уже потом из этого опыта удовольствия возникало ожидание, а из ожидания – влечение, направляющееся на эти вещи; и не так, чтобы сначала вследствие указанных отправлений устранялись чувства неудовольствия и затем уже в силу опыта укоренялось постоянное влечение. Напротив, влечение есть первоначальная определенность сущности; в сознании оно выступает не как страдание, а как чувствуемые стремление, желание, охота к такой-то деятельности, и только тогда наступает уже чувство удовольствия, если влечение находит себе удовлетворение, и страдание, если оно подавляется. Не будь влечения, не было бы речи и об удовольствии и неудовольствии. То же самое и с высшими влечениями воли: стремление к определенной деятельности, к беганию и прыганию, к игре и творчеству, к борьбе и господству, к мышлению и поэзии выступают в жизни каждое в свое время, без того, чтобы им предшествовали чувства страдания, устранение которых имелось бы при этом в виду, или чтобы чувства удовольствия мыслились даже как цель деятельности. Согласно с этим мы скажем: цель, на которую направляется воля, состоит не в максимуме чувств удовольствия, а в нормальном проявлении жизненных деятельностей, к которым предрасположен вид. У человека направление жизненной деятельности определяется в общем содержанием исторического жизненного единства, членом которого вырастает индивидуум. Здесь происходит также то, что с повышающимся развитием жизни представлений в сознание вступает объективное содержание жизни, на которое направляется воля; жизненный тип становится представляемым жизненным идеалом. Какая-нибудь объективная форма быта или жизненной деятельности – жизнь воина, исследователя, святого, супруги и матери, сестры милосердия – становится, в индивидуальной обработке, целью, привлекающей волю. За достижением этой цели следует чувство удовлетворения; недовольство и внутренний разлад следуют за неудачей.