Божественна также и поэзия Платона, в которой трепещет глубокое религиозное чувство; но она также - изумительная страница философии, наполненной истиной, которая для того, кто когда-то читал какого-то поэта с взволнованной душой, не нуждается в комментариях. Впрочем, из этой философии берет исток течение более чем двухтысячелетней мысли (через то неоплатоническое умозрение, которое порой, казалось, находилось в застое, иссякало и исчезало - в то время, как оставалась почва, и под ее поверхностью оно образовывало новые течения, предназначенные судьбой раньше или позже вырваться снова на свет, на открытые поля новых мощных учений). Дух остается перед собой вечным зрителем, вечным чудом. Поэт, который услышал свою песнь, не может не восхищаться самим собой, став чуждым самому себе, - ибо человек на самом деле может быть перед самим собой лишь как другой, природа. И подобно тому, как он преклоняет колена перед неизвестными силами природы, которые поражают его фантазию в своих самых необычных и самых привычных проявлениях (и, стало быть, являются в подлинном смысле естественными или чуждыми человеческому духу), не может он не видеть вместе с Данте и небо, и землю, объединенные в творении собственной творческой фантазии. Искусство, отметили мы, является искусством при условии критики, которая может возникнуть лишь тогда, когда существует искусство; стало быть, есть необходимость, чтобы искусство представало перед духом, который его оценивает как природу, являющуюся предпосылкой духа, божественным творением, божественной реальностью.
18. НЕПОСРЕДСТВЕННОСТЬ ЧИСТОЙ СУБЪЕКТИВНОСТИ И ЧИСТОЙ ОБЪЕКТИВНОСТИ
Искусство - чувство, природа, непосредственность. Но сама эта непосредственность - характерная черта как природы, так и божественного вообще. И превращение религии в философию есть вечное превращение, которое происходит на глазах у всех и которое могут не видеть лишь слепые - не что иное, как опосредование того, что непосредственно полагает себя перед мыслью как немыслимое, неведомое, тайна. Само отвращение к философии верующего, который боится осквернить себя и поколебать свои верования, настраивает художника против критики, приближающейся к его прекрасным вещам, чтобы исследовать их, проанализировать, определить, помыслить. Поэт не умеет в ней высказать свой секрет, и его критические суждения о самом себе ложны всегда, пока поэт остается поэтом. Его искусство для него тайна - не меньшая, чем для верующего догма. И подобно тому, как не существует религии, которую можно было бы основать при свете разума и благодаря основанному на рациональных доводах суждению, так нет и поэта, который мог бы научиться из теории, из философского учения рецепту красоты. Прекрасное - то, что рождается прекрасным, спонтанное (повторяем еще раз: poeta nascitur*), а святое - то, что навязывается как таковое в силу спонтанного духовного порождения как внезапное откровение.
Одним словом: субъект, как непосредственный субъект, - не субъект в собственном смысле слова: он - одно целое с объектом. Он смешивается с ним. И разделение возможно лишь потому, что искусство - не только искусство, а религия - не только религия, но искусство - это также и религия, и наоборот. Их оппозиция в действительности имеет место исключительно в силу духовного акта, который разделяет их, объединяя.
19. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вывод состоит в том, что нет искусства, которое бы не было религией. Нет искусства, которое бы не связывало душу человека с собственным миром посредством тех самых уз, благодаря которым человеческая душа соединена с божественной; существует искусство, лишь по видимости отличное от религиозного содержания человеческого сознания; и внерелигиозное искусство есть искусство, которое в своем акте не овладевает полностью личностью художника, не держит его, как Бог держит душу святого (это - поверхностное и мнимое искусство, изощренность, и его можно было бы назвать даже грехом против Святого Духа). Искренний художник, верящий в свое искусство и принимающий его всерьез, - по сути дела, религиозный ум. Религиозный, как и философ, не знающий иной реальности - истинной, абсолютной (каковой является реальность святого - тотальная реальность). Он религиозен больше, чем философ, потому что та реальность, которая есть его тотальная реальность, не является опосредованной реальностью философа, не является помысленной; не он владеет ею, а она владеет им: nolentem trahit*, как божественное воление. Он склоняется в восхищении перед творением своей фантазии, как перед сакральной реальностью - максимальной субъективностью, максимальной объективностью.
ГОСУДАРСТВО И ФИЛОСОФИЯ
1. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ РАЗЪЯСНЕНИЯ