Первую последовательную социальную теорию с использованием методов классического детерминизма создал К. Маркс. Это был период расцвета классической науки.
Научным фундаментом исследования реальности марксизм признает диалектический материализм. Конструктивное содержание классического понятия материализма в том, что, во‑первых, все сущее в этом мире материально, а формами существования материи являются пространство и время. Во-вторых, разум способен познавать любые проявления материального мира, и, в‑третьих, процесс такого познания бесконечен. Т. е. разум всегда будет способен создавать модели реальности, детерминированные в пространстве и времени. В знаменитой формуле В. Ленина об электроне по существу содержится схема упомянутой уже «матрешки», как решение классической проблемы сингулярности для всего сущего в этом мире. Таким образом, классический материализм это признание детерминизма в мире а, следовательно, и в процессе познания.
На каждом из этапов познания сторонники материалистического метода должны экспериментальным путем установить некие законы, которые являются справедливыми только в области проведенного эксперимента. Диалектический материализм вообще избегает постулатов, а полученные на основании анализа многих экспериментальных данных выводы вводит в ранг лишь относительной истины, т. е. в ранг положений, в которых содержится лишь некоторая часть истины, а вообще каждое положение должно уточняться по мере получения новых экспериментальных данных. Поэтому каждая последующая теория содержит в себе предыдущую, как частный случай.
Таким образом, до начала двадцатого века вся наука, в частности и марксизм, была чисто эмпирической. Люди на основе опыта устанавливали некоторые закономерности в определенных областях окружающего мира и применяли их в своей деятельности. Переход в другие сферы и условия требовал открытия новых законов. В силу этого возможность прогнозирования за пределами областей, где эти законы были открыты, была минимальной. Поэтому законов было много. Так, например, И. Наумов пишет: «Таким образом, современные сложные национальные технико-экономические и социальные системы управляются и регулируются не одним-двумя законами (например, законами стоимости, спроса и предложения), а сложными взаимодействующими группами законов, включая социально-экономические, стоимостные, техносферные, природные, нравственно-этические и т. п.». Вот как много! А если к этому прибавить еще эмпирические законы естествознания (ведь по ним мы тоже живем, не правда ли?), то не хватит всей книги, чтобы все перечислить, не говоря о том, чтобы их выполнять. Но когда мы говорим, например, о том же законе Гука, то в отношении железки он работает, а в отношении булыжника нет. И это никого особенно не волнует. А вот социальные законы — совсем другое дело. Там всякий норовит доказать, что он не подпадает под действие неудобного ему закона. Каждый придумывает свой, выгодный ему. Вот и получается, если я сижу в Думе, и меня тихо подкармливает какой-либо банк, то я допускаю все виды собственности, а если я в НИИ и кроме государства ниоткуда не получу, то я за всеобщую национализацию. И у каждого масса аргументов. «Смотрите, цивилизованное общество, Америка, разве не хотим так же?», — кричат из Думы. «Да мы при коммунистах жили лучше, тогда хоть зарплату давали», — кричат с улицы. Но это аргументы из серии «дурак, сам дурак». И наши статьи, дорогие товарищи, из той же серии. Не найдем мы на этом пути понимания с господами из правых партий, потому что их кормят, а вас, очевидно, нет. Поэтому, когда много законов в социальной сфере, и они к тому же высосаны из пальца, это плохо.