Иной подход характеризует ряд философов, удаленных, в том числе и географически, от европейской традиции (В то же время более удаленные и замкнутые древнеиндийская и древнекитайская традиции развивают монолингвистический подход. Панини, в своем труде Astadhyayi, создает идеальный язык-эталон на монолингвистическом материале. Для средневекового Китая живые языки соседних народов также были малоинтересны [45, с. 155; 244].). Наиболее близкие к Европе, армянские философы средневековья опираются в своих концепциях как раз на различия между языками (Давид Непобедимый, Симеон Джугаеци – XVII в.). По мнению Г.Б. Джаукяна, у них не было «пренебрежительного отношения к языкам окружающих народов, в том числе и к языкам варваров» [45, с. 15]. Более поздние армянские мыслители с большим интересом, нежели модисты, упоминают различные языки. Тот факт, что и в европейской (но не латинской) Чехии греческий и чешский ставились выше латинского и немецкого, свидетельствует о том, что дело здесь не столько в географии, сколько в монолингвизме, основанном на родном языке. На периферии латинского языка, в то же время, с большей легкостью возникают именно полилингвистические взгляды. Армянин Григор Магистрос (XI в.), интересуясь различными языками в лингвистических целях, склоняется именно к полилингвистическому их восприятию, отмечая, что все языки имеют свои особенности, разные способы выражения одних и тех же грамматических значений. В этом числе он упоминает и отсутствие специальных грамматических форм для выражения этого значения, которое может адекватно передаваться и иными средствами [45, с. 28-29]. Позднее Мхитар Себастаци (1676-1749) отмечает, что все созданные богом языки, хотя первоначально все народы были одноязычны, имеют общие и разнящие их черты. Признание равноправности разносистемных языков характерно и для Махмуда Кашгарского (ок.1029-1038) [45, с. 133-134]. Равенство народов и языков подчеркивает и Константин Философ (Кирилл), отрицая избранность каких-либо языков и признавая необходимость перевода духовной литературы на понятный народный язык [45, с. 128-129]. Таким образом, расширение практического лингвистического кругозора влияет на эйдетическое восприятие соотношения общего/специфического в языке и языках, а в конечном итоге, и на теоретические – или прототеоретические – взгляды того или иного исследователя или течения лингвистической и философской мысли.
1.3 ИНТЕРЕС К ВЕРНАКУЛЯРНЫМ ЯЗЫКАМ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ. ПЕРЕВОД
Позднее средневековье и Возрождение были связаны в Европе с пробуждением интереса к неклассическим языкам: вернакулярным (нормотетическая деятельность Данте Алигьери, трубадуры и грамматики-поэтики, предназначенные для обучения, переводы Библии и других канонических текстов на понятный народный язык) и экзотическим, попавшим в сферу интересов исследователей после великих географических открытий [45, с. 87, 102; 208-209]. Грамматики в этот период составлялись для практических целей, но и на уровне эйдетического знания можно обнаружить определенные воззрения на язык и на языки. В частности, типичным для эйдетического монолингвизма можно считать представление о превосходстве в том или ином смысле родного языка. Это имело место и в более древние эпохи, но на этот раз в роли эталона фигурируют не священные, а вернакулярные языки: «всекрасный и всевкуснейший армянский язык» для Вардана Аревелци (XIII в.), ирландский для ирландцев, чешский для чехов и т.д. [45, с. 11-12; 1991, 74; 165].