Читаем Введение в христианское богословие полностью

Постмодернизм обычно считается неким порождением культуры, без абсолютов, точных определений или оснований, находящим удовольствие в плюрализме и расхождении мнений, и мыслящим категориями радикальной "ситуативности". Постмодернизм — расплывчатое и плохо определенное понятие, которое лучше всего описать как общее интеллектуальное мировоззрение, возникающее из распада модернизма. Хотя многие авторы все еще считают, что модернизм жив и активно действует, такой взгляд начинает встречаться все реже.

Далее следует отметить, что модернизм — расплывчатое понятие. Можно утверждать, что сама идея постмодернизма "предполагает, что наш век достаточно цельный, чтобы говорить о его окончании". (Давид Кольб); однако большая часть западной культуры этому не соответствует. Трагедия Освенцима — ярчайшее осуждение "претензий на новое творение, ненависти к традиции и поклонения своему "я" (Кольб), характерных для модернизма. Именно модернизм, с его настойчивым стремлением порвать с прошлым, породил нацистскую трагедию и сталинские чистки. Произошло общее падение доверия к вере Просвещения в способность разума служить основанием для всеобщего познания мира, включая Бога. Разуму не удается обеспечить нравственность, подходящую для мира, в котором мы живем. И после этого падения доверия к всеобщим и необходимым критериям истины, пышно расцвели релятивизм и плюрализм.

Дать полное определение постмодернизма практически невозможно; тем не менее, можно определить его основные общие черты, которые скорее всего могут встретиться студентам христианского богословия, особенно в североамериканских колледжах и университетах. Это предрасположенность к релятивизму или плюрализму в вопросах об истине. Используя язык, ставший характерным для этого движения, можно сказать, что постмодернизм представляет ситуацию, в которой обозначение заменило обозначаемое в качестве центра ориентации и ценностей.

В свете структурной лингвистики, первоначально разработанной Фердинандом де Соссюром, а впоследствии Романом Якобсоном и другими, признание произвольности лингвистического знака и его взаимозависимости с другими знаками означает конец возможности фиксированных, абсолютных значений. Такие авторы, как Жак Деррида, Мишель Фуко, Жан Бодрийар утверждают, что язык причудлив и капризен и не отражает каких‑либо всеобъемлющих, абсолютных законов. Он произволен и неспособен раскрывать смысл. Бодрийяр утверждал, что современное общество запуталось в бесконечной сети искусственных знаковых систем, которые ничего не обозначают, а лишь увековечивают систему взглядов тех, кто создал их.

Одним из аспектов постмодернизма, особенно хорошо иллюстрирующим эту тенденцию, указывая в то же время на ее одержимость текстами и языком, является деконструкция — критический метод, который по существу заявляет, что личность и намерения автора текста не имеют значения для толкования этого текста, поскольку в любом случае в нем нельзя выделить смысл. Все толкования одинаково правильны или одинаково бессмысленны (в зависимости от вашей точки зрения). Как заявлял Пол де Мен, один из ведущих американских сторонников этого взгляда, сама идея "смысла" имеет привкус фашизма. Она подразумевает, что кто‑то обладает властью определять, как следует понимать то или иное литературное произведение, отвергая тем самым право других свободно толковать его и ущемляя их творчество. Такие академические ученые как де Мен, Джефри Гартман, Гарольд Блум и Дж. Хиллис Миллер придали этому подходу, получившему расцвет в культурной среде послевьетнамской Америки, интеллектуальную респектабельность.

В богословском отношении следует выделить следующие две тенденции как имеющие особое значение. Хотя еще не совсем ясно, каким может быть их долгосрочное влияние, они скорее всего сохранят свое значение до конца этого века.

1. Толкование Библии. В традиционном академическом толковании Библии преобладал историко — критический метод. Этот подход, возникший в XIX в., подчеркивал важность применения критических исторических методов, таких как установление "Sitz im Leben" (культурно — исторический фон, букв. нем. "место в жизни") евангельских рассказов. Развитие структурализма и постструктурализма в 1970–1980–х гг. поставило этот метод под сомнение.

Ряд ведущих литературных критиков 1980–х гг. (таких, как Гарольд Блум и Фрэнк Кермоуд) вторглись в область толкования Библии, высказали свои сомнения по поводу таких понятий как "официально узаконенное" или "научно респектабельное" толкование Библии. Постмодернизм крайне подозрительно относится к тому, что в библейском тексте есть смысл, указанный церковными властями, либо академическими кругами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Религии мира: опыт запредельного
Религии мира: опыт запредельного

Настоящая книга впервые была опубликована в 1997 году и сразу стала научным бестселлером: это была первая в отечественной, а в значительной степени и в мировой науке попытка представить религию в качестве целостного психологического феномена.Выдающийся ученый-религиовед Е. А. Торчинов (1956–2003) обосновал и развил принципиально новый психологический подход к истолкованию феномена религии, исходя из понятия глубинного религиозного опыта как особой психологической реальности и активно используя при этом разработки представителей трансперсональной психологии (С. Гроф и его школа).В книге исследуются тексты, фиксирующие или описывающие так называемые мистические практики и измененные состояния сознания. Во введении рассматривается структура религиозного опыта и его типы, вопрос о взаимодействии религии с другими формами духовной культуры (мифология, философия, наука). Первые три части посвящены рассмотрению конкретно-исторических форм религиозной практики изменения сознания (психотехники) с целью приобретения глубинного (трансперсонального) опыта. Рассматриваются формы шаманской психотехники, мистериальные культуры древнего Средиземноморья, сложнейшие формы психотехники, разработанные в религиях Востока: даосизме, индуизме, буддизме. Особая глава посвящена «библейским религиям откровений»: иудаизму, христианству и исламу. Особый интерес представляет собой глава «Каббала и Восток», в которой проводятся параллели между иудейским мистицизмом (каббала) и религиозно-философскими учениями индо-буддийской и дальневосточной традиций.

Евгений Алексеевич Торчинов

Религиоведение / Образование и наука