В соответствии со взглядами Плеханова, развитыми впоследствии Лениным, в творчестве писателя может возникнуть противоречие между его мировоззрением и отражением действительности в художественном произведении. Так, писали о разрыве между Толстым-художником и Толстым-мыслителем. На примере биографии и творчества Пушкина Плеханов показывал, что писатель в состоянии преодолеть условности своего класса и изобразить то, что его классу чуждо.
Представители социологического направления считали, что искусство познаваемо, значит, познаваем творческий процесс и процесс восприятия произведения. Это послужило основанием контроля, который был установлен в советское время над писателями. Уже не марксистское, а большевистское литературоведение 1920-х годов требовало признать писателя таким же производственником, как и все остальные трудящиеся. Автор должен выполнять социальный заказ. Подконтрольным становился и процесс чтения: появились списки книг, которые не рекомендовалось читать, усилилась роль государственной цензуры, классические произведения выходили с купюрами.
В 1920-е годы социологическое литературоведение было представлено двумя ветвями. С одной стороны, большевистское литературоведение, сделавшее литературу «частью общепролетарского дела» (В.И. Ленин) и отрицавшее специфику художественной литературы и художественного творчества вообще, а с другой – академическое социологическое литературоведение, представленное трудами Павла Никитича Сакулина (1868–1930), Валериана Федоровича Переверзева (1882–1968), Владимира Максимовича Фриче (1870–1929). Важно подчеркнуть, что в первые десятилетия советской власти литературоведение носило отчетливый политический и идеологический характер, и многие участники литературоведческих дискуссий 1920-х годов пали жертвами
Формальная школа в литературоведении берет свое начало в 1919 г., когда была опубликована статья молодого литературоведа Бориса Михайловича Эйхенбаума (1886–1959) «Как сделана “Шинель” Гоголя». Эйхенбаума и его товарищей, создавших общество изучения поэтического языка (ОПОЯЗ), не устраивала старая академическая наука, равнодушная, как им казалось, к проблемам поэтики. Опоязовцы провозгласили преимущественный интерес к форме литературного произведения. Представители формальной школы считали, что истории литературы как таковой не существует, а существует история художественных приемов. Важно было выяснить,
Жизнь писателя, его мировоззрение, его социальное положение – эти вопросы формалистов не волновали. Они исследовали форму литературного произведения, в отличие от социологической школы, которая занималась в первую очередь идейным наполнением художественного текста.
Формальная школа дала отечественной филологии крупнейших ученых, среди которых филологи, специалисты в области художественного перевода, историки и теоретики литературы: Виктор Борисович Шкловский (1893–1984), Борис Викторович Томашевский (1890–1967), Виктор Владимирович Виноградов (1894–1969), Виктор Максимович Жирмунский (1891–1971), Юрий Николаевич Тынянов (1894–1943).
К 1960-м годам в России появляются ученые нового поколения, стремившиеся возродить формальную школу на новых основаниях. Так возникла Московско-Тартуская школа структурализма во главе с Ю.М. Лотманом. Представители этой школы стремились соотнести элементы структуры художественного текста с целым текстом. Литературный текст рассматривался как знаковая система. Структуралисты дали начало развитию в России науки
Ю.М. Лотман, автор многих блистательных книг и статей, сформулировал целый ряд важнейших аналитических принципов и способов интерпретации художественного текста, но при этом он был горячо убежден, что индивидуальное научное творчество литературоведа выше всевозможных, раз и навсегда предустановленных правил[60].
При всем многообразии подходов к художественному тексту необходимо помнить о том, что нет и не может быть никакой универсальной аналитической модели. Есть в истории литературоведения научные школы, есть литературоведы-одиночки, которые шли в поисках научной достоверности текста по собственному пути.