Теперь у нас дороги плохи,Мосты забытые гниют,На станциях клопы да блохиЗаснуть минуты не дают;Трактиров нет. В избе холоднойВысокопарный, но голодныйДля виду прейскурант виситИ тщетный дразнит аппетит,Меж тем как сельские циклопыПеред медлительным огнёмРоссийским лечат молоткомИзделье лёгкое Европы,Благословляя колеиИ рвы отеческой земли.(А. С. Пушкин)(Е).
В окошки,в двери,в щель войдя,валилась солнца масса,ввалилось;дух переведя,заговорило басом:«Гоню обратно я огнивпервые с сотворенья.Ты звал меня?Чаи гони,гони, поэт, варенье!»Слеза из глаз у самого —жара с ума сводила,но я ему —на самовар:«Ну что ж,садись, светило!»(В. В. Маяковский)(Ё).
Без пушкинской печали светлой,без лермонтовской мрачной радостидуша жар-птицею оседлойзавидует своей крылатости.(Айдын Ханмагомедов)(Ж).
Я связь миров, повсюду сущих,Я крайня степень вещества;Я средоточие живущих,Черта начальна Божества;Я телом в прахе истлеваю,Умом громам повелеваю,Я царь – я раб – я червь – я Бог!Но, будучи я столь чудесен,Отколе происшел? – безвестен;А сам собой я быть не мог.(Н. Г. Державин)(З).
Шёпот, робкое дыханье,Трели соловья,Серебро и колыханьеСонного ручья,Свет ночной, ночные тени,Тени без конца,Ряд волшебных измененийМилого лица,В дымных тучках пурпур розы,Отблеск янтаря,И лобзания, и слёзы,И заря, заря!..(А. А. Фет)(И).
Хотя страшился он сказать,Нетрудно было б отгадать,Когда б… но сердце, чем моложе,Тем боязливее, тем строже…(М. Ю. Лермонтов)(К).
Любовь Андреевна.
Дачи и дачники – это так пошло, простите.Гаев.
Совершенно с тобой согласен.Лопахин.
Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили! (Гаеву.) Баба вы!Гаев.
Кого?Лопахин.
Баба! (Хочет уйти.)(А. П. Чехов)
(Л).
Петрович явился с шинелью, как следует хорошему портному. В лице его показалось выражение такое значительное, какого Акакий Акакиевич никогда ещё не видал. Казалось, он чувствовал в полной мере, что сделал немалое дело и что вдруг показал в себе бездну, разделяющую портных, которые подставляют только подкладки и переправляют, от тех, которые шьют заново. Он вынул шинель из носового платка, в котором её принёс; платок был только что от прачки, он уже потом свернул его и положил в карман для употребления. Вынувши шинель, он весьма гордо посмотрел и, держа в обеих руках, набросил весьма ловко на плеча Акакию Акакиевичу; потом потянул и осадил её сзади рукой книзу; потом драпировал ею Акакия Акакиевича несколько нараспашку. Акакий Акакиевич, как человек в летах, хотел попробовать в рукава; Петрович помог надеть и в рукава, – вышло, что и в рукава была хороша.
(Н. В. Гоголь)
(М).