Введение в медиологию

Продольный срез в сегодняшнем «кризисе передачи» следовало бы поставить в соотношение с «расколдованностью мира», с нашим отнятием у смерти ее полномочий и с уменьшением значения нашей личной принадлежности (семейной, партийной, церковной, национальной и т. д.). Из этой перекройки возникает беспрецедентное переустройство наших погребальных обычаев. Кризис смысла, кризис связи сопринадлежности, кризис смерти (другое название «конца жизни»). На постиндустриальном Западе всё меньше места и времени для смерти в нашей жизни, для мертвых в наших городах и для памятников мертвым на наших курганах. Политическое исчезновение войны в жизни обществ идет рука об руку с исчезновением погребального искусства. «Войне с нулевым уровнем мертвых» соответствует городская агломерация с «нулевым уровнем статуй». Если «все жертвы», то героев больше нет. Кремация демократизирует мертвых. Остается «обработка останков». Наша техническая культура умирания во имя гигиенических соображений здравоохранения (чтобы не было загрязнения) и демографических соображений переполненности (отсутствие места) поощряет трупосожжение, побеждающее ингумацию, в том числе и в христианском мире, где, в принципе, остается вера в Воскресение мертвых. Стало быть, мы последовательным образом присутствуем при дематериализации трупа (немедленное убирание того, что подвержено биологической деградации, без его выставления), при деритуализации события (исчезновение знаков траура, подготовительных церемоний, ночных бдений и сопровождающей литургии) и при приватизации церемонии похорон (свертывание ритуальных событий). Наши кладбища становятся менее посещаемыми, купленные места на них брошены на произвол судьбы, эпитафии становятся все короче, погребальный декорум — все банальнее: все свидетельствует о diminutio capitis[29] для усопших, логическое уменьшение, когда «статуи не столько возводятся, сколько развенчиваются» (Мишель Вовель). Медиология современной смерти могла бы учесть потерю потустороннего мира (смерть уже не процесс перехода, но лишь мгновение), утрату надписей «здесь покоится» (колумбарий способствует улетучиванию того, что материализовывала могила) и обесценение умирания (отныне за него несет ответственность Министерство здравоохранения, и поэтому должное почитание мертвых превращается в простой юридический вопрос). Исчезновение могилы-ориентира в пространстве дезориентирует живых в их истории. К этому добавляются прочие факторы уменьшения чувства принадлежности, каковыми являются наши средства передвижения, что деритуализируют пространство; сюда же относятся наши аудиовизуальные средства, инвертирующие стародавний авторитет письменных «мы» (нематериальных и незримых реальностей, какими были Человечество, Родина, Партия и т. д.) по отношению к зримым и осязаемым «Я», тогда как подъем многочисленных эго свидетельствует об измельчании родословных. Чем меньше чувства общности, основанного на надгробных надписях, тем больше бахвальства.

ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ МЕДИОЛОГОВ

Это весьма известные «ключевые слова», которые закрывают врата понимания. Они поддерживают условный рефлекс, занимающий место рефлексии (и головы). «Кто не знает, — говорил Эразм Роттердамский, — что перед тем, как учиться, необходимо разучиваться, и что разучиться сложнее, чем научиться?».

Разучиваться — долгий и дорогостоящий труд. Наш труд начинается со словаря. С самого начала необходимо тщательно отличать:

Медиум (понятие, имеющее отношение к устройству доставки, что, однако, неочевидно) от медиа ("сокращение от англо-латинского массмедиа, для «основных средств информации»). См. таблицу на с. 29-30.

Медиум от средства (в смысле «средство выражения» или «цель и средства»). Медиум — это больше чем вектор или канал. Язык, например, является матрицей смысла (когда греки перевели иудейские памятники на свой язык, они преобразовали само их содержание). Или же типография как медиум не распространяла какую-то предсуществующую национальную идею, но оформила ее появление.

Коммуникацию (кто что говорит, какими средствами и с какими последствиями?) от передачи (что происходит с тем, что вовлечено в оборот, как, с помощью чего и с какими изменениями?) См. таблицу на с. 29-30.

Культуру (в этнологическом смысле) от культуры (в смысле: Министерство культуры). Наши нравы и обычаи не исключают словесности и изящных искусств, но не сводятся к ним.

Технику (совокупность приобретенного как противоположность врожденному) от механики (сложный изготовленный объект). Технические устройства не являются ни телесными системами, ни механизмами. Так, письменность — не материальный объект, но, будучи формальной машиной, это, конечно, техника.