Введение в Новый Завет Том I

В следующей главе[627] (8:12–59) мы видим тему замещения света: Иисус провозглашает себя «светом мира». Здесь снова возникает судебная атмосфера, в которой Иисус защищается от обвинений иудеев[628], и обстановка накаляется: например, звучат намеки на незаконнорожденность оппонентов и обвинения в том, что их отец — дьявол. Разговор заканчивается одним из самых поразительных высказываний, приписываемых Иисусу в НЗ: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (8:58). Оно приводит к попытке побить Иисуса камнями (видимо, за богохульство).

В главе 9–й рассказывается о том, как прозрел слепорожденный. Это шедевр Иоаннова повествования, настолько мастерский, что в нем нет ни одного лишнего слова. Мотив «света мира» (9:5) и упоминание силоамского водоема (9:7, 11) обеспечивает связь с праздником Кущей, из-за которого Иисус, по–видимому, находился в Иерусалиме. Слепой — больше, чем конкретный человек[629]. Его образ выражает один из вариантов Встречи с Иисусом. Самаритянка — пример того, с какими препятствиями можно встретиться на пути обретения веры в Иисуса при первом общении с Ним. Слепой, омывшийся в водах Силоама (название переводится как «посланный», это Иоанново определение Иисуса), представляется собой пример человека, который был просвещен при первой встрече, но понял, кто Иисус на самом деле, только позднее, после судов и изгнания из синагоги[630]. Это можно расценивать как послание имевшим подобный опыт Иоанновым христианам: что через гонения они получили возможность прийти к более глубокой вере, чем когда они впервые встретились с Христом. Все более резкие вопросы, задаваемые слепорожденному, усиливающаяся враждебность и слепота допрашивающих, которые выгнали его из синагоги, все большее понимание слепорожденным, кто такой Иисус, в процессе допросов[631], попытки напуганных родителей избежать позиции за или против Иисуса — все это мастерски развивается в драму. Эту драму можно было бы поставить в театре, чтобы показать, как с приходом Иисуса те, кто говорят, что они видят, оказываются слепы, а те, кто были слепы, прозревают (9:39).

В ходе повествования метафорическое рассуждение о добром пастыре (10:1–21), хотя оно обладает определенной автономией, обращено к фарисеям, которых Иисус в 9:40–41 обвиняет в слепоте. Это и рассуждение о виноградной лозе в 15:1–17 ближе всего к притчам, так часто встречающимся в синоптических Евангелиях[632]. В Ин содержится смешение метафор, предлагающих разные точки зрения на одно и то же: Иисус одновременно служит дверью, через которую пастырь входит к овцам, а овцы входят во двор и выходят на пастбище, и образцом пастуха, знающего своих овец по именам и готового отдать за них жизнь. На уровне служения Иисуса эта речь адресована фарисеям, изображенным как слушатели. На уровне жизни Иоанновой церкви это может быть критикой других христиан, взявших себе пастырей из людей, и эти пастыри, как может показаться, соперничают в своих притязаниях с Христом. Знаменитый отрывок в 10:16, где Иисус, упоминая о других овцах, не из этого двора, обозначает свою цель единого стада и единого пастуха, говорит о том, что во времена написания Ин разделение среди последователей Иисуса уже было проблемой.

Следующий иудейский праздник— праздник Обновления (Ханука: 10:22–42), который отмечается в память освящения алтаря и восстановления Иерусалимского храма Маккавеями (164 год до н. э.) после нескольких лет осквернения его при сирийских правителях. Тема замещения: Иисус, стоя в притворе Храма, заявляет, что Он — тот, кого Отец освятил и послал в мир (10:36). Вопросы, задаваемые Иисусу о Его мессианстве, и обвинения в богохульстве, поскольку Он называет себя Сыном Божьим, напоминают приведенные у синоптиков расследования синедриона (ср. Ин 10:24–25, 36 и Лк 22:66–71).

Столкнувшись с попытками побить камнями и арестовать Его, Иисус дерзко провозглашает: «Отец во Мне и Я в Нем». Дальше евангелист в форме inclusio рассказывает, что Иисус переходит обратно за Иордан, где рассказ начинался в 1:28, и где все еще звучат отголоски свидетельства Иоанна Крестителя (10:40–42).