То, что описание фактов играет первую (по крайней мере, во времени) роль в науке, спорить об этом не приходится. Прежде чем что-нибудь объяснять, надо знать те факты, которые мы хотим объяснять, а знание фактов возникает только в связи с их элементарным описанием. Нельзя отрицать, что абстрактная сущность реального звука не есть просто его отвлеченное понятие, но еще и его структура, поскольку понятие всякого факта, как оно понимается у обывателей и в школьных учебниках, совершенно отвлекается от всякой конкретности фактов, игнорирует все их различия и пользуется только тем одним, в чем они тождественны. Так понимаемое формально-логическое понятие факта чересчур бедно и бессодержательно, являясь чересчур убогой абстракцией, превращающей факты в бессильное и бесплотное построение. Констатация того, что абстракция может быть и более содержательной, что она может, напр., воплощать в себе известную идею порядка и быть упорядоченным целым, конечно, гораздо богаче формально-логического понятия фактов, основанного только на фиксации их тождественного признака. Однако эта совершенно правильно описываемая структура содержит в себе вполне определенную диалектику целого и частей; но диалектика эта уже не является простым описанием элементов, входящих в структуру, и, тем более, не является описанием взаимоотношения элементов структуры и самой структуры, как взаимоотношения частей целого и самого целого. Здесь необходимо уже не просто писание, но
Таким образом, описание есть необходимый момент в науке; но это есть только начало науки. Сама наука не может ограничиться только одним описанием фактов. Она еще всегда стремится и объяснять эти факты, находить их общие закономерности, которые давали бы возможность делать прогнозы об их будущем состоянии, не говоря уже о том, что они мыслятся отнесенными также и в прошлое.
Новая задача
Исходя из того, что одним из решающих фактов как в истории, так и в теории языка является наличие в нем моделей, очевидно, необходимо кроме описания языковой модели давать также еще и ее объяснение. А, исходя из того, что подлинное объяснение есть диалектика, необходимо признать, что подлинное изучение фонемы, а также и других элементов языка должно быть диалектическим. Это означает, что работа, предпринятая нами в предыдущем, является только предварительной. Она была проведена для элементарного описания некоторых фактов языка, вернее же сказать, для известной их констатации.
Необходимо предварительно приучиться наблюдать структурные модели в языке, и необходимо сначала отойти от слепого эмпиризма и грубого натурализма в этой области. Задачей предыдущего изложения и была попытка привлечь внимание читателя к некоторым не просто слепо-эмпирическим и не просто натуралистическим наблюдениям в области естественных языков. Языковед, имеющий дело с естественными языками, никогда не может быть слепым эмпириком или грубым натуралистом. Ведь его задачей все равно является установление каких-нибудь закономерностей изучаемых им естественных языков. А эти закономерности уже сами по себе далеко выходят за пределы слепого эмпиризма и ни в какой мере не сводятся на простые натуралистические наблюдения и объяснения. В предыдущем мы предлагали только расширить эту область изучения закономерностей и еще дальше уйти от слепого эмпиризма. Делали мы это путем таких описаний, которые нам представлялись наиболее простыми и очевидными. Но, повторяем, простое описание даже и в абстрактных областях еще не есть подлинная наука. Подлинная наука всегда есть некоторого рода объясняющая