Введение в политическую теорию для бакалавров. Стандарт третьего поколения: учебное пособие

Идея силовой модели власти содержит, во-первых , методологическую установку: власть рассматривается как преимущественно господствующая политическая воля, реализуемая исключительно посредством принуждения и силы. Аналогия власти с силовым (физическим) воздействием может быть применена здесь к ситуациям, когда в противоборство вступают политические субъекты, в действиях и намерениях которых нет иного содержания, кроме «чистой» воли к власти, страсти или патологической любви к ней. Во-вторых , здесь акцентируется природная и естественная для человеческого поведения доминанта силы и насилия в политико-властных отношениях, истоками которых выступают зачастую низменные, эгоистические, бессознательные, иррациональные мотивы. Без способности власти провести свою волю, добиться подчинения, власть бесплодна (Г. Лассуэл). В-третьих , оправданием такой модели власти служит незыблемость высшего авторитета в политике и его абсолютное доминирование как средства закрепления достигнутого успеха (Дж. Кетлин). Как следствие, возникающие на практике отношения господства-подчинения позволяют достичь максимальной концентрации властной воли, а вместе с этим – и централизации властных решений и всех «внешних» по отношению к объекту влияния органов властного воздействия.

Тем не менее в целом характерная для натуралистической и поведенческой школы силовая интерпретация власти в контексте современной политической практики признается недостаточной, поскольку существенно обедняет реальное бытие власти, принижая значение ее правовых и морально-этических аспектов.

В этом смысле рыночная модель власти нередко оказывается единственно возможной (универсальной) формой рациональной организации человеческих устремлений к власти, которая должна быть освобождена от разрушающих ее «патологических крайностей и извращений» (Ч. Мерриам). Здесь важен «договорный» аспект отношений, из которых следуют особые отношения «обмена потенциалами власти… по образцу товарно-денежных отношений». Как следствие, «политическая арена становится рынком власти» (Дж. Кетлин), т. е. сферой, в которой собственность превращается во власть. Бизнес господствует во всех проявлениях власти (Ч. Мерриам), так что сама власть обретает потребительную стоимость. Она покупается и продается. Она испытывает на себе действие рыночных законов: спроса и предложения, стремления к выгоде, конкуренции и т. д. Здесь возможны как честные, так и нечестные правила игры: нарушение законов, пренебрежение моралью, грубое воздействие силой, подкуп должностных лиц, демагогия, шантаж и пр. На рынке власти заключаются сделки, производится обмен ресурсами и потенциалом власти, идет торговля голосами представительных учреждений (лоббирование), осуществляется раздел сфер влияния… Здесь, наконец, идет самая жесткая конкуренция за наиболее выгодные условия политического влияния, за точки приложения силы и обладание рычагами государственного контроля и управления политическими процессами.

В итоге политический процесс представляется аналогом рынка, где право голоса, например, становится эквивалентом денег, которые можно обменивать на что-то необходимое избирателю. С одной стороны, это рынок, где различные политические силы и партии непосредственно получают доступ к распределению сырья на этом рынке, делают свои ставки, согласовывая свои экономические интересы и цели с возможностями правительства, финансами, бюджетом, налогами.

С другой стороны, рынок – это прежде всего механизм, с помощью которого определяется общественная ценность любого товара, в том числе и такого специфического, как власть. С точки зрения рыночной парадигмы в условиях рынка власть и некоторые ее атрибуты становятся товаром, но товаром специфическим. Только рынок определяет ее «потребительские свойства» и «цену». Т. Парсонс сравнивает власть с деньгами, поскольку она представляет собой определенный «вид ресурсов», и не столько экономических, сколько политических. Г. Лассуэлл и А. Каплан уподобляют власть ограниченному количеству товара, так что, если ее больше у одной партии, у другой должно быть меньше. Если власть перераспределяется, то это «всегда влечет за собой потерю» для той или другой группы. Таким образом, власть интерпретируется и как товар, и как ресурс, и как средство обмена в политике, тогда как сфера политико-властных отношений обретает значение специфического «аналога рынка».