Введение в психоанализ

Многие попытки лечения не удались в первое время использования анализа, потому что он применялся в случаях, которые вообще не подходят для этого метода и которые сегодня мы исключаем благодаря нашим взглядам на его назначение. Но это назначение могло быть установлено только на основании опыта. В свое время не знали заранее, что паранойя и

Dementia praecox в ярко выраженных формах неподвластны анализу, и пытались применять этот метод при всех заболеваниях. Однако большинство неудач первых лет произошло не по вине врача или вследствие неподходящего объекта, а из за неблагоприятных внешних условий. Нашей темой были только внутренние сопротивления пациента, которые неизбежны и преодолимы. Внешние сопротивления, оказываемые анализу условиями жизни больного, его окружением, имеют незначительный теоретический интерес, но огромное практическое значение. Психоаналитическое лечение можно сравнить с хирургическим вмешательством, и оно тоже требует самых благоприятных условий для удачного проведения. Вы знаете, какие меры обычно предпринимает при этом хирург: соответствующее помещение, хорошее освещение, ассистенты, отстранение родственников и т. д. А теперь спросите себя, сколько из этих операций закончилось бы благополучно, если бы они делались в присутствии всех членов семьи, сующих свой нос в операционное поле и громко вскрикивающих при каждом разрезе ножа. При психоаналитическом лечении вмешательство родственников — прямая опасность и именно такая, к которой не знаешь как отнестись. Мы готовы к внутренним сопротивлениям пациента, которые считаем необходимыми, но как защититься от этих внешних сопротивлений? С родственниками пациента нельзя справиться при помощи каких либо разъяснений, их невозможно убедить держаться в стороне от всего дела, и никогда нельзя быть с ними заодно, потому что рискуешь потерять доверие больного, который справедливо требует, чтобы лицо, пользующееся его доверием, было на его стороне. Кто вообще знает, какие разногласия часто раздирают семью, тот и в качестве аналитика не будет удивлен, узнав, что близкие больного проявляют подчас меньше интереса к его выздоровлению, чем к тому, чтобы он остался таким, каков он есть. Там, где невроз связан с конфликтами между членами семьи, как это часто бывает, здоровый долго не раздумывает над выбором между своим интересом и выздоровлением больного. Нечего удивляться, что мужу не нравится лечение, при котором, как он имеет основание предполагать, вскрывается ряд его прегрешений; мы не только не удивляемся этому, но и не можем упрекать себя, если наши усилия остаются бесплодными или преждевременно прекращаются, потому что к сопротивлению больной женщины прибавляется сопротивление мужа. Мы стремимся к чему то такому, что в существующих условиях было невыполнимо.

Вместо многих случаев я расскажу лишь один, когда я из врачебных соображений был осужден на роль пострадавшего. Много лет тому назад я приступил к аналитическому лечению молодой девушки, которая из за страха уже долгое время не могла выходить на улицу и оставаться одна дома. Больная постепенно призналась, что ее фантазией завладели случайные свидетельства существования нежных отношений между ее матерью и состоятельным другом дома. Но она была такой неловкой или такой хитрой, что намекнула матери на то, что обсуждалось на аналитических сеансах, причем, изменив свое поведение по отношению к матери, она настаивала на том, чтобы только мать избавляла бы ее от страха оставаться одной, и, когда та хотела уйти из дома, полная страха, преграждала ей дорогу к двери. Мать сама раньше была очень нервной, но несколько лет тому назад вылечилась в гидропатической лечебнице. Заметим к этому, что в той лечебнице она познакомилась с мужчиной, с которым могла вступить в сношения, удовлетворившие ее во всех отношениях. Пораженная бурными требованиями девушки, мать вдруг поняла, что означал страх ее дочери. Она позволила себе заболеть, чтобы сделать мать пленницей и лишить ее свободы передвижения, необходимой для встречи с возлюбленным. Быстро приняв решение, мать покончила с вредным лечением. Девушка была доставлена в лечебницу для нервнобольных и в течение многих лет ее демонстрировали как «несчастную жертву психоанализа». Так же долго из за отрицательного результата лечения этого случая обо мне ходила дурная молва. Я хранил молчание, потому что считал себя связанным долгом врачебной тайны. Много времени спустя я узнал от своего коллеги, который посетил ту лечебницу и видел там девушку, страдавшую агорафобией, что отношения между ее матерью и состоятельным другом дома известны всему городу и пользуются одобрением мужа и отца. Итак, в жертву этой «тайне» было принесено лечение.