Введение в славянскую филологию

«Основным видом городских укреплений в Древней Руси X–XIII вв. были деревянные стены. Вместо выражения „построить“ город говорили „срубить“ город, так же как писали о постройке деревянных церквей. Раскопки древнерусских городов выяснили интересные подробности устройства деревянных укреплений; эти укрепления в основном состояли из вала, на котором были возведены стены и башни… Городские стены состояли из деревянных срубов, наполненных землей, — городниц, плотно приставленных одна к другой и державшихся благодаря своей тяжести. Бывали случаи, когда городницы, составлявшие звенья стены, вываливались из нее вместе с оборонявшими их людьми. Такой случай произошел в 1185 г. в небольшом городке Римове, в Киевской земле; во время нападения половцев „полетели две городницы с людьми и на сражающихся и на прочих горожан нашел страх“. Осаждавшие, воспользовавшись несчастьем, ворвались через образовавшуюся брешь и овладели крепостью.

На верху стен, составленных из городниц, имелась довольно широкая площадка, которую с внешней стороны от неприятельских стрел и камней прикрывал деревянный забор — „забрала“, или „заборола“. Иногда словом „заборола“ обозначали и всю крепостную стену. В заборолах были устроены щели — „скважни“ — для стрельбы в нападающих. Городские стены, по-видимому, не отличались большой высотой, иначе для нас оставалось бы непонятным известие летописи о смердах, перескакивавших через заборола во время осады одного галицкого города Иваном Берладником (такое могли проделывать, используя прочное длинное копье как шест для прыжка. — Ю.М).

На заборолах происходила ожесточенная борьба во время штурма городов, отсюда защитники города бросали в нападающих камни, метали стрелы и копья. С заборола городской стены открывался обширный вид на окрестности. На забороле стены, по „Слову о полку Игореве“, плакала Ярославна, обращаясь взором к обширной и далекой степи, где в плену находился ее муж Игорь»[77].

Уже в XIV в. стены некоторых русских городов во Владимиро-Суздальской Руси стали перестраиваться из деревянных в каменные. Каменные стены у Кремля были уже при Дмитрии Донском; впоследствии они не раз перестраивались.

Археологические раскопки в русских городах показали, что накануне монгольского нашествия удивительного мастерства достигли русские ювелиры, резчики по камню, мастера тонкой чеканки по металлу и т. д. Это были уже не ремесленники, а настоящие художники. Монгольское разорение нанесло непоправимый удар материальной культуре на Руси. Однако, как и в домонгольскую эпоху, в городах развивалось бондарное, гончарное, кузнечное, стекольное, столярное, сапожное дело и другие ремесла.

Славянская языческая мифология

Слово и миф. Мифологические существа (русалки, лешие, домовые и др.) Заговоры. Представления о мироустройстве, времени и пространстве

Изучение античной литературы невольно приучает к мысли, что языческая мифология — это непременно что-то вроде древнегреческих мифов с их сложными разветвленными сюжетами, богами, «героями» вроде Геракла или Ахилла и т. п. Ориентируясь на такой тип мифа, ищешь и у других народов в их мифологии человеческих персонажей и их занимательных приключений, вроде путешествия греческих аргонавтов, истории Персея и Андромеды и пр.

Между тем мифологическое сознание как таковое проявляет себя несравненно разнообразнее, чем в указанных случаях. Целостная сюжетика славянских мифов, понимаемых в вышеуказанном узком смысле, практически не сохранилась: славяне-язычники еще не имели письменности, а затем, с момента принятия христианства, церковь повела борьбу с языческими представлениями, что было мощным средством вытеснения древних мифов из народной культурно-исторической памяти.

Летописи, разнообразные проповеди и «поучения» христианских священнослужителей, направленные против язычества, и т. п. документы сохранили приводимые в основном в порядке иллюстраций осколки мифов.

Однако филологически наблюдая язык, его слова и обороты, тоже можно проникнуть в древнюю культуру, мифологию. Более того, именно здесь кроется как бы изначальный уровень мифологических представлений.

А. А. Потебня в своих трудах неоднократно вспоминал лингвиста и мифолога М. Мюллера, по выражению которого, «Мифология есть только фаза, притом неизбежная, в развитии языка, если принимать язык не за чисто внешний символ, а за единственно возможное воплощение мыслей… Одним словом, мифология есть тень, падающая от языка на мысль… Мифология в высшем смысле есть власть языка над мыслью…»[78].

Миф способны содержать в себе уже слово или краткое выражение. Как удачно выразился А. Н. Афанасьев, «Зерно, из которого вырастает мифическое сказание, кроется в первозданном слове». По мнению А. А. Потебни, приведшего эти слова предшественника, «наперед вероятно, что простейшие формы мифа могут совпадать со словом, а миф как целое сказание может предполагать миф как слово»[79].