Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

Хотя это повествование носит глубоко иудейский характер и служит прежде всего интересам иудаизма (Levenson 1993, 127–159), во многих частях мира, и особенно в христианстве, оно обрело более широкую значимость, как часть богословия освобождения (Pixley 1987). Причем творческий потенциал его таков, что эти вещи — конкретные притязания иудаизма и широкие утверждения богословия освобождения — друг друга не исключают. Бог, названный по имени и познанный прежде всего иудеями, есть также Бог, который выводит из плена и других порабощенных, даже тогда, когда это, как и для израильтян в Египте, кажется невозможным (см. Ам 9:7) (Brueggemann 1998, 15–34).

II

Израиль держит путь к горе Синай, где ему предстоит заключить Завет с Богом. Между выходом из Египта (15:21) и прибытием к Синаю (19:1) идет рассказ о путешествии (Исх 15:22–18:27). Затем, как мы уже сказали, последует повествование о Синайском откровении, и после Числ 10:11 речь снова пойдет о странствиях: на сей раз скитаниях в пустыне перед завоеванием земли обетованной. В целом, мы имеем такую картину:

Исход: Исх 1:1–15:21

Путешествие. Исх 15:22–18:27

Синай: Исх 19:1–Числ 10:10

Путешествие. Числ 10:11–Втор 34:12

Рассказы о путешествии — это серия стилизованных сцен в различных оазисах по мере того, как Израиль переходит из одного в другой. Ученые неоднократно делали попытки очертить примерный маршрут пути, определив местонахождение упомянутых оазисов. Однако такой подход вряд ли корректен: повествование создает впечатление, что оазисы — лишь художественный антураж для описываемых событий, не более. Куда важнее темы разворачивающихся по ходу кризисов: они образно описывают отношения Израиля с Богом. Среди них можно выделить следующие: (а) непокорность Израиля; (б) милостивая щедрость Бога; (в) гнев Божий на Израиля за отступничество. Повторимся: в какой конкретно обстановке разворачиваются эти сюжеты, не так важно, — важен общий смысл.

Несколько слов о понятии «пустыня» в данном контексте. Самое напрашивающееся понимание его — географическое: территория, по которой Израиль странствовал, выйдя из египетского рабства и направляясь к благополучию, в землю обетованную. Это отчасти правильно, но тут важен образный смысл: место без зримого наличия таких жизненных ресурсов, как вода, хлеб и мясо. И для традиции именно такой смысл стоит на первом месте. Вообще поскольку исход — акт творческого воображения, вполне возможно, что вымышленным антуражем является и пустыня, столь реалистически изображенная. Пустыня — это условная сцена, на которую помещены сюжеты, имеющие прежде всего образное значение.

По–видимому, тема скитаний во многом навеяна условиями VI века до н. э., когда израильтяне были депортированы из земли обетованной и оказались лишенными всего, что обычно поддерживало их общину, — Храма, города и монархии. Связь между пустыней и пленом станет еще заметнее, если мы вспомним, что Пятикнижие обрело более или менее фиксированную форму именно в VI—V веках до н. э.: опыт того времени явно проецировался на прошлое.

Еще один смысловой пласт здесь связан с темой «хаоса»: хаос как первичное состояние неупорядоченности и антижизни, угрожающее жизни Израиля и всего мира (относительно характеристики хаоса см., например, Ис 24:1–13). Все это лишний раз наводит на мысль, что данное повествование — не исторический репортаж, но творческий, богословский акт размышления над традицией.

Итак, повествования о путешествии в пустыне (Исх 16–18), в условиях отсутствия необходимых жизненных ресурсов, замечательно отвечают опыту «плена» и угрозы со стороны «хаоса». Особое внимание комментаторов в этом смысле привлекала 16–я глава с ее рассказом о манне. Два главных составляющих этого повествования — (а) отчаянная нужда Израиля, (б) непостижимая щедрость ГОСПОДА. Помимо этого, повествование делает следующее: (а) предлагает модель экономики, основанную на Завете и взаимном братстве (ст. 17–18); (б) подчеркивает сопротивление Израиля этой модели (ст. 19–21); (в) утверждает важность субботы (ст. 22–26). (Последний элемент характерен для эпохи вавилонского плена: Священническая/Жреческая школа осмысляла традицию в свете существующих культовых институтов и обычаев.) Но главное в этом рассказе — показать верность ГОСПОДА Израилю, находящемуся в крайней нужде.

III

Когда Израиль приходит к Синаю, начинается новая часть повествования, не менее сложная и пространная. Ее основные элементы: (а) заключение Завета между ГОСПОДОМ и Израилем; (б) возвещение заповедей ГОСПОДА, которые являются условием и содержанием Завета. О реальной истории, да и о географическом положении Синая, ничего не известно. Вот что пишет один крупный библеист о значении данной горы в экзегетической традиции: