Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение

И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства

(Евр 11:39–40).

Традиция хорошо знает, где именно должно закончиться повествование и почему оно должно закончиться именно там: она всегда остается открытой для людей, исполненных ожидания и надежды. Эта пока еще не сбывшаяся надежда — не «поражение», но, как отмечал Рудольф Бультман, чувство динамизма, присущего реальности, находящейся в руках созидающего будущее Бога (Bultmann 1963). Такая надежда на Бога полностью соответствует живой реальности общины веры, иудейской и христианской, для которых обещания исполняются не полностью и не полностью «сбываются» надежды, а в истории всеобъемлющее господство в мире ГОСПОДА еще не очевидно. Подобную полноту можно обещать, на нее можно надеяться, но она никогда не наступает.

2. Эти тексты содержат авторитетное изложение основных принципов веры, общих и для евреев, и для христиан. Однако есть одно важное исключение, а именно описание появления иерусалимской элиты, начавшей играть важную роль только в Книгах Самуила и Царей (см. особенно 2 Цар 5:6–10, Пс 77:67–72). Это достижение времен Давида и Соломона в традиционном повествовании, разумеется, отходит на второй план, хотя при внимательном чтении в рассказе о предках избранного народа в Книге Бытия можно обнаружить некоторые намеки на Давида и Иерусалим, поскольку составители окончательной версии текста были хорошо знакомы с последующим развитием событий. В любом случае нормативный текст построен таким образом, чтобы создавалось ощущение ожидания Царства (важный мотив для еврейских и христианских мессианских ожиданий), а также ожидания Храма,

которое и для евреев, и для христиан стало равнозначным ожиданию проявления всеобъемлющего присутствия Бога в общине. Понятия «Мессия» и «присутствие» в христианской терминологии очевидным образом соединились с богословским учением об Иисусе, признанном Мессией и воплощенным присутствием Бога.

Во–вторых, несмотря на сложность и длительность процесса складывания текста, в настоящее время ученые говорят об основном влиянии на его окончательную форму двух великих богословско–интерпретаторских традиций,

развившихся в период вавилонского плена, но прочно укорененных в ранних этапах истории жизни и веры Израиля. Окончательная форма текста стала результатом соединения священнической и девтерономической традиций, которые вместе лежат в основе этой формы.

Священническая традиция

с присущим ей вниманием к святости и культу, утверждающему святость, произвела окончательную версию текста Бытие — Числа. Эти материалы организованы по принципу «поколений», позволяющему утвердить идею генеалогической преемственности в общине, и ставят своей целью упорядочить учение о святости, содержащееся в синайской традиции (Исх 25–31, 35–40, Лев, Числ 1–10). Даже перед повествованием, непосредственно касающемся заповедей, идет рассказ о происхождении некоторых из них, например, об установлении субботы (Быт 2:1–4а) или обрезания (Быт 17).

К девтерономической традиции, центром которой стал Завет Бога с Израилем, в Пятикнижии относится Книга Второзаконие. Согласно общему мнению, «историческое повествование», включающее Книги Иисуса Навина, Судей, Самуила и Царей, сформировалось именно под влиянием идей Второзакония и содержащихся в нем интерпретационных тенденций (Noth 1981). Второзаконие, в отличие от материала священнической традиции, озабочено главным образом правильным устройством экономико–политических отношений в жизни Израиля, хотя не оставляет без внимания и вопросы культовой святости.

Две названные традиции очень отличаются друг от друга, имеют разные акценты и происходят из разных кругов. Очень показательно, что они обе вошли в окончательную версию Пятикнижия. Этот факт указывает на плюрализм раннего древнееврейского канона, включавшего прямо противоречащие друг другу традиции. И в иудаистской, и в христианской экзегезе продолжается спор о противоречиях, существующих внутри канонического текста. Эти противоречия очень важны для определения характера веры, поскольку указывают на то, что канонический текст на самом деле невозможно свести к окончательной и закрытой форме, фиксированному набору учений. Многогранность текста, в свою очередь, определяет динамику и полемичность его интерпретации.