Введение в Ветхий Завет. Конспект лекций

«Если бы взвесить скорбь мою,
и боль мою положить на весы! …
Ибо стрелы Крепкого настигли меня,
и дух мой ядом их напоен,
и ужасы Божии мне грозят …
Соизволил бы Он сокрушить меня,
простер бы руку Свою сразить меня!
Тогда была бы отрада мне,
и я веселился бы средь муки злой! …
Довольно с меня! Не вечно мне жить.
Отступи от меня! Мои дни — вздох …
Тебе что я сделал, Соглядатай мой?
Зачем Ты поставил меня, как цель для стрел?…»

(6, 1, 4,9; 7, 16, 20)

В итоге Иов доходит до того, что требует суда, он желает судиться с Богом, прекрасно осознавая при этом, что ответчик является одновременно Судьей! И это беда Иова, некому за него заступиться:

«Ведь не человек Он, как я, чтоб ответить Ему,
чтобы вместе нам предстать на суд.
Между нами посредника нет,
чтобы положить руку на обоих нас».

(9, 32-33).

Так выражена древнейшая человеческая жажда близости Божией, Его «человечности»: нет Богочеловека-Христа, некому примирить Творца и тварь. Подобные речи Иова воспринимаются друзьями как безумие и кощунство. Наконец-то им понятно, почему такое произошло с Иовом. Вот и грех его, за который он наказан — богохульство, которое наверняка давно поселилось в его сердце; они приходят к этой мысли, не замечая, что путают причину со следствием. Но Иову это уже не важно. Его пытливый дух начинает прозревать таинственный узор Божественного домостроительства; он начинает чувствовать, что его страдания временны и не безнадежны, ибо после них ему должна открыться вся тайна и весь смысл, пусть даже это случится в последнее мгновение жизни:

«…я знаю, Заступник мой жив, и в конце встанет над прахом Он, и когда кожа моя спадет с меня, лишаясь плоти, я Бога узрю … — истаивает сердце в моей груди!» (19, 25-27 — яркий образ, ведь кожа Иова в буквальном смысле спадает с него).

После трех друзей в беседу неожиданно вступает молодой человек по имени Элиу, который упрекает старцев в том, что они не смогли правильно ответить Иову, несмотря на свои седины, и потому им приходится слушать безумные речи Иова, а ведь надо было просто объяснить ему, что все беды и страдания испытывают нас, приводят к раскаянию во грехах и прощению от Бога. Но доводы юноши, чье короткое явление в книге многие исследователи считают поздней вставкой, мало отличаются от прежних, и Иов, который уже давно апеллировал не к друзьям, а к небу, не обращает на него внимания. Но в тот момент, когда «слова Иова кончились» (31, 40), из бури ему неожиданно отвечает Сам Господь:

«Кто есть сей, что промысел мрачит
речами, в которых знанья нет? …
Где ты был, как землю Я утверждал?
Говори — тебе ли не знать!
Кто положил ей предел? Скажи!
… когда звезды утра издали вопль,
возликовали все Божьи сыны?
Кто вратами море сдержал? …
В жизни твоей давал ли ты утру приказ,
назначал ли заре место ее?…»

(38, 1-12).

«Ты требовал суда и правды, Иов, и вот Я пришел, но пока Я буду тебя спрашивать», — как бы говорит Бог. Он подробно рассказывает Иову о творении мира (и рассказ этот перекликается с кн. Бытия) и делает это по двум причинам. Во-первых, Иов, будучи ограниченным земным человеком, не сможет своим умом охватить глобальный Божественный замысел Творца о мире и человеке. А во-вторых, в этом мире есть определенная тайна зла, намек на которую высказан в строчках о двух чудищах — Бегемоте и Левиафане (40, 41 гл.). Они упомянуты в числе прочих тварей Божиих, но эти имена пришли из древнейшей мифологии Междуречья, где символизировали двух сильнейших духов злобы, земного и морского соответственно. Страшны они, впрочем, только человеку, а для Бога они не более чем животные; Он может поймать удой Левиафана и прижать ему леской язык (40, 20). Эту тайну зла св. ап. Павел назовет позже «тайной беззакония». Бог не отвечает Иову конкретно на вопрос о причине страдания. Человеку в ВЗ этого знать не дано. Но Иову, оказывается это уже и не нужно. Он настолько упоен радостью общения с Богом, что всё остальное ему безразлично, ведь Бог открылся ему, а с Богом ничего уже не страшно: