Если в земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе во владение, найден будет убитый, лежащий на поле, и неизвестно, кто убил его,
То пусть выйдут старейшины твои и судьи твои и измерят
Ответственным считается город, наиболее близкий к месту убийства (разумеется, расстояние не измерялось буквально, а определялось на основании географических данных). Ближние города метафорически изображаются как расположенные «вокруг» убитого: они словно бы «толпятся», окружив его, переживают случившееся и размышляют о своей к нему причастности… Эта картина указывает на редкость, исключительность такого события, как убийство: жизнь человека представляется ценностью столь высокого порядка, что целые города готовы нести ответственность за ее насильственное пресечение! Увы, подобная картина уже с трудом представима в наше время…
…И старейшины города того, который будет ближайшим к убитому, пусть возьмут телицу, на которой не работали
И пусть старейшины того города отведут сию телицу в дикую долину, которая не разработана и не засеяна, и заколют там телицу в долине…
Телица, которую не запрягали для пахоты, символизирует человека, чья жизнь была насильно прервана и чьи труды не завершены – он как бы «не пропахал свое поле». А дикая, не засеваемая долина – образ тех дел, которые не смог совершить человек вследствие внезапной смерти. Заклание телицы в такой долине символически воспроизводит происшедшую трагедию…
Эту телицу нельзя рассматривать в качестве жертвы, поскольку жертвы разрешено приносить только на территории Храма (Втор. 12, 13–14). В то же время мясо телицы не вкушается, поэтому она не может быть приравнена и к животным, закалаемым в пищу (Втор. 12, 15–16).
Какую же цель преследует описанный обряд? Он намекает на духовную причину, вызывающую преждевременную смерть (в том числе от руки убийцы): причина – в отказе человека от выполнения своей жизненной задачи («вспахивания своего поля»). Этот грех, совершенный в данном существовании (или в одном из предыдущих), заводит душу, пренебрегающую своим долгом («не носящую ярма»), в такие жизненные лабиринты («дикую долину»), выбраться из которых она уже не может, – и погибает…
Жизненная задача сравнивается со вспахиванием поля и в новозаветной притче:
…Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия.
Однако в первую очередь обряд имеет непосредственную цель: очистить общество (и прежде всего жителей ближайшего города) от пролитой крови. При этом, с одной стороны, дается наглядный духовный урок, с другой – ответственность за содеянное возлагается на убийцу и снимается с судей, не имеющих возможности вынести приговор преступнику. В то же время старейшины города, участвуя в обряде, заявляют этим о своей готовности наказать убийцу, как только его обнаружат:
…И все старейшины города того, ближайшие к убитому, пусть омоют руки свои над
И объявят, и скажут: руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели;
Очисти народ Твой, Израиля, который Ты, Господи, освободил, и не вмени народу Твоему, Израилю, невинной крови. И они очистятся от крови.
Из сказанного ясно, что при невозможности исполнить заповедь (в данном случае – покарать убийцу) следует обратиться к Господу с просьбой о прощении. Поэтому город, во главе со старейшинами, очищается от крови посредством описанного выше обряда:
Конечно, «смывать кровь» подобным способом можно лишь при невозможности отыскать убийцу. Во всех же других случаях надлежит исполнять Шестую Заповедь со всеми относящимися к ней предписаниями (Исх. 20, 13; 21, 12–14; Втор. 19, 1–13 и др.).