Вверяю сердце бурям

— Всем спать. Несу дежурство я. Через два часа разбужу тебя, Баба-Калан. Потом... Впрочем, потом выступаем.

VI

К одному поступку моему

сатана был путеводителем.

К сотне великих грехов

я законный путеводитель сатаны.

                           Сузени

Враг расставил силки хитрости.

Льстец — разинул глотку жадности.

                             Саади

Поспать в прохладную ночь на кошме — благо. Наргис и Савринисо, подобравшись к молодой эмир-ще, улеглись, но не спалось: они все время шептались и очень горячо.

Надо сказать, что бессонная ночь ничуть не сказалась на девушках. Щеки их заливал румянец, глаза оживленно блестели, когда они кипятили в обджуше чай, подкидывая веточки, колючку и кизяк. Госпожа Суада проснулась и ждала, когда позовут к дастар-хану. Толстые щеки хозяина имели вид распаренного теста, а Сахиб Джелял настолько побледнел и осунулся, что комиссар, Алеша-ага, едва взглянув на него, сочувственно пожал плечами.

Хлопотавшие у костра Наргис и Савринисо вскипятили чай. Наргис взглянула из-за дыма костра на Сахиба и замерла с глиняной пиалушкой в руке.

Она почти лукаво подняла недоумевающие свои брови-луки и спросила:

— Отец, вы не согласны?

Из-под халата высунулось лицо Мирзы, заспанное, во вмятинах от твердой подушки, бледное более, чем когда-либо. Видимо, Мирза уже давно не спал.

Сахиб Джелял вежливо приложил руку к груди и заговорил:

— Небо сошло на землю. Земля оказалась наверху. С каких пор, дочь моя, женщина... девчонка решает судьбы мира?

— Мы поступаем неправильно, отец? — удивилась Наргис вполне искренне.

Голос ее дрожал. Уходящая ночь тяжело ступала по домам, по степи, отбивая тяжелые верблюжьи шаги. Сумрак давил. Пулеметным треском вспыхивали сучья в зеве хлебной печи — тандыра, около которого мельтешила неслышно вынырнувшая из дома степнячка в красном платке, с серебряными украшениями на лбу. Мирный запах свежеиспеченных лепешек и домашнего дыма не прогнал беспокойства и напряженности в сердце Наргис. Тоска и страх томили ее, хотя все во дворе выглядело мирно, буднично — и изрыгающий огонь тандыра, растапливаемый степной сухой колючкой, и хозяйка, хлопочущая с тестом, и грабли, прислоненные к глиняному дувалу, и путники, сидящие у полупотухшего костра с пиалами чая в руках.

Сахиб смотрел сурово, невозмутимо. Он не сразу ответил на вопрос. Истинный рыцарь пустыни, аравийский бедуин, каким Сахиб стал за многие годы странствий по степным тропинкам, он пренебрегал страхами и опасностями. Сахиб долго молчал, прежде чем заговорить. Наконец, сказал, вкладывая в свои слова столько презрения, сколько мог:

Змея под подушкой...

Небольшой огонек, вырастая,

Обратит в золу и пепел священную Мекку.

Он не говорил, декламировал. Наргис от неожиданности присел, и завороженно не спускала глаз с шевелящихся в мечущихся отблесках костра губ и бороды Сахиба Джеляла.

Бледноликий — он тоже уже сидел у костра, отщипывая кусочки горячей лепешки и вздрагивая при каждом слове. Следивший за каждым движением Сахиба Джеляла, он забеспокоился, поняв, откуда ему грозит опасность. Воспользовавшись тем, что Сахиб Джелял сделал паузу — ему вообще было трудно говорить, он имел вид совсем больного человека — Мирза торопливо забормотал:

— Я тут ни при чем. Дело не в Сеиде Алимхане, не в его высочестве эмире... Я передовой, прогрессивный. Никто не подумает, что я за деспота... ха-ха... смешно. Он тиран. Мы тиранию не признаем... Мы враг Сеида Алимхана. Он враг нам...

— Что? Что такое?

Это заговорила молодая эмирша. Она изволила с важным видом завтракать на своем паласе у дувала за особым дастарханом. Из уважения к ней хозяин принес ей хурмачу с каймаком. Набитый рот не помешал эмирше завопить:

— Ах ты, сукин сын, Мирза! Безбородый Мирза! И ты смеешь о его высочестве! Да он тебя, предателя...

Она подавилась и замолкла с судорожно открытым ртом. Где-то недалеко, за стенами домов, вдруг взвыли... Кто-то выстрелил. Вой оборвался.

— Кому «нам»? Кому Сеид Алимхан враг? — с надсадой спросил Сахиб.

— Нам... Тем, кто имеет ум объединить всех тюрок... Утвердить общую культуру, утвердить общую платформу... Вы знаете, что такое платформа? Для всех тюркских племен... Под рукой османской Турции. Утвердить единство, прогресс,

— Ты кто?

— Я?! Мы?!

— Ты — узбек... и у тебя язык поворачивается говорить такое?

— Мы враг эмира Сеида Алимхана. Мы против гнилой тирании... за Туркестан... э-э... без большевиков...

— Для кого ты стараешься?

— Нам нужно государство благородных людей, купцов, помещиков, полководцев, таких вот, как вы... Цвет тюркского народа... Единая конфедерация от Алтая до Черного моря... на развалинах России... Бухара, Ташкент, Самарканд, Фергана, Уфа, Казань, Астрахань, Крым, Баку... И единая мать — Стамбул... Турецкий султанат...