Вверяю сердце бурям

Георгий Иванович, быть может, и догадывался об этом по тяжелым вздохам горца. Сам он по-прежнему очень любил Юлдуз и мечтал о встрече с ней и сыном.

Поспешив перевести разговор на другое, он хотел, чтобы Мерген понял его намерения и планы.

— Мы на днях в Гиссарской долине разгоним, разнесем всю... эту банду турка-авантюриста Селима-паши. А потом примемся за Матчинское «государство»: мы бросим кость меж двух собак, и они перегрызутся. Вот наш Пардабай и кинет им там, в горах, такую мозговую косточку. А ваше дело пойти туда и сделать так, чтобы собаки разорвали друг друга.

Они распрощались.

— Берегите девочку. При первой возможности она должна оттуда уехать, —- сказал Георгий Иванович.

— Будет сделано. Постараюсь спасти свою внучку,— ответил Пардабай.

II

Обман и ложь — отец и мать

Порока, зла и преступления.

                                Зелили

По оврингу бредет осел.

На теле погонщика ветхое рубище,

Матчинскому беку везут уголь.

Разорены неурожаем люди гор.

Горечь раздирает грудь.

Скачет бек на коме.

В доме ишана готовят плов.

Застыл угольщик от холода,

Подкосились ноги от голода.

А в кишлаке Анзоб съели человека.

Так говорят, великий бек!

                      Из песни угольщика Матчи

Наргис потопила бы их в слезах своей ненависти...

С каким наслаждением она так бы и сделала. В море ненависти! Наргис ненавидела, но не пассивно, не беспомощно склонив голову перед злым роком. Свою ненависть она адресовала вполне определенным лицам. Прежде всего она ненавидела Мирзу. Он был рядом, и его ненавидеть было проще всего, потому что, едва он появлялся на глазах, Наргис откровенно высказывала ему все, что накопилось у нее на душе. Она ненавидела все: и его лицо, постное, бледное, невыразительное, с синеватыми губами, сжавшимися в ниточку, его вкрадчивый, проникающий куда-то внутрь, до самого желудка, голос.

— Не подходи ко мне!.. Глаза выцарапаю, кухонным ножом зарежу! — говорила она ему.

И Мирза боялся этой непосредственной ярости. Он осознавал, что у нее достаточно причин ненавидеть его. Вот и сейчас — почему она должна испытывать к нему какие-то там приятельские или родственные чувства, если он опять обманным путем увез ее, Наргис, из Самарканда, и в Пянджикенте объявил сквозь решетку боковины арбы (ближе он побоялся подойти), что они вынуждены ехать дальше.

— Что тебе надо в зимних горах?! — крикнула ему Наргис. — И запомни, если ты меня не выпустишь сейчас же, я умру... Умру!

— Успокойтесь!.. Потерпите. Мы выезжаем!

— Куда? Когда? Зачем? Что ты хочешь делать здесь, в горах... Зимой. Здесь только камни, лед и снег.

— Придется потерпеть: другие дороги закрыты.

— Почему надо ехать через хребет? Опять какие-то тайны?

— Я должен навестить в Обурдоне господина бека. И пусть тебе будет известно, что я еду с большими полномочиями иностранных государств.

— Боже мой! Какие могут быть полномочия к тощим козам? Здесь в горах ничего нет, кроме коз.

Так Наргис впервые услышала про Матчинское бекство. Как ни пытался скрыть подлость своих намерений Мирза, Наргис не составляло труда выяснить, очень быстро, что Мирза привез ее в логово басмаческих банд, спрятанное среди горных вершин поднебесных хребтов Страны гор. Еще в ноябре восемнадцатого года матчин-ские баи в сговоре с ишанами, воспользовавшись оторванностью от мира, устроили заговор и убили местного председателя ревкома и пятерых красногвардейцев.

Местный ишан из селения Матча объявил: «Отныне Матчинское бекство — исламское государство, не признающее Советской власти в Ташкенте». Он был ученым, этот ишан, кое-что понимающим в политике. Он немедленно послал двух юношей в Швейцарию, в Лигу Наций с просьбой признать новое государство на карте Азиатского континента. В Великобритании узнали о новом государстве и немедленно «признали» его, послав туда представителя.

— Представитель — это я, — заявил Мирза, приложив руку к сердцу. — Прошу разговаривать со мной уважительно.

— Тоже мне государство! Какое государство — такие в нем и представители! — фыркнула Наргис, точно разговор шел о каком-нибудь захолустном кишлаке. — Это твое государство может растоптать самая обыкновенная муха. Велика честь быть представителем здесь, среди этих мазанок и сугробов.