Вверх по течению (СИ)

— Резонно, — согласился с моим мнением маркграф. — А из какого металла сделал бы такую медаль ты сам?

— Из черной бронзы, ваша светлость. На красной ленте.

— Символично. Быть по сему, — Ремидий забрал у меня папку с эскизами и протянул через стол другую.

Да… видно, что смерть сына сильно подкосила рецкого правителя. На скулах проявились сеточки мелких морщин. 'Лапки' у глаз стали глубже. Мешки набухли под глазами. Но держится молодцом, бодро.

— Можешь не открывать. Здесь патент на звание лейтенанта моей гвардии для тебя. Можно было бы тебе и больше чин присвоить, но и так твоя стремительная карьера у многих вызывает жгучую зависть. Зачем ее умножать и превращать в ненависть? В штатах гвардии будешь прописан в штурмовой роте субалтерном под началом Вальда.

Заметив мое удивление, его светлость снизошел до пояснений.

— Савва, ты же ничем никогда толком не командовал. Строевой службы не знаешь. Ты даже не воевал, как другие воюют, а партизанил. Да и не твоя это стезя — строевые должности. Так что не возражай. Тем более что реально служить будешь моим офицером по особым поручениям.

Пипец. Накрылась мечта о небе в очередной раз. Что толку носить форму летчика, раз не летаешь?

Я вскочил со стула.

— Когда прикажете приступить к обязанностям, ваша светлость?

— Вольно. Садись. Уже приступил. А теперь расскажи, как тебе такое в голову пришло устроить кровавую тризну?

— Откровенно говоря, ваша светлость, я ее и не устраивал. Просто построил роту, прочитал ей телеграмму от младшего Бисера и пообещал, что мы еще отомстим врагам за смерть графа. Имел в виду как‑то в будущем… А бойцы пришли к моему вагону и устроили пляски с кинжалами. Всей ротой. Вахмистр меня предупредил, чтобы я не дергался, все равно не удержу людей от мести в ту же ночь. Они на себя обязательства по кровавой тризне уже взяли древним обрядом и нет у них пути назад. Я и подумал, что мне в любом случае придется отвечать за их поведение. И если я не могу чего предотвратить, то должен это возглавить. Они же меня еще после боя у моста вождем выкликнули и в воздух бросали. Но вот то, что мы пойдем в бой с одними кинжалами для меня была новость.

— Но, все же ты пошел?

— Я отвечал за этих людей, ваша светлость.

— А как понимать утреннее столпотворение на вокзале и твои дерзкие речи?

— Не разгонять же ликующую толпу, которая со слезами на глазах приветствует своих солдат? Сама она не разойдется. Попытался их уговорить. Вроде получилось.

— Хорошо. Иди. Все хозяйственные вопросы решишь с адъютантом. Еще увидимся на днях.

— Честь имею, ваша светлость, — я отдал воинское приветствие и, четко повернувшись через левое плечо, пошел к двери.

Только взялся за позолоченную ручку, как меня нагнал в спину новый вопрос маркграфа, заданный жестким голосом.

— Значит, умысла занять место моего сына ты не имел?

38

— Гони! К первому же ресторану! — крикнул я кучеру, откидываясь на мягкую спинку коляски.

За воротами Дворца бывший ипподромный берейтор, чуя мое состоянии не пожалел кнута рысакам и те выдали… Не зря за эту породу такие бабки выкладывают.

На окраине города вскочил в первую же попавшуюся забегаловку и потребовал все, что можно съесть прямо немедленно без ожидания готовки. Потому как жрать уже хотелось как из пушки.

Подали сырную и мясную нарезку. Коровье масло. Хлеб. Сидр. Стакан сметаны. Я все это умял очень быстро под удивленными взглядами редких посетителей, в большинстве своем ломовыми биндюжниками. И основное блюдо, приготовленное хозяйкой этого придорожного трактира инициативно, а, скорее всего, просто разогретого — что‑то типа гречневой каши с гусиными шкварками, ел уже не торопясь и со вкусом. Потому как у этого примитивного блюда вкус был. Очень даже и очень.

Что‑то соображать я начал, только подъезжая к вокзалу. До того вся наличная кровь моего организма вращалась вокруг сыто урчащего желудка и мозг пребывал как бы в оцепенении. Хорошо еще, что кучера моего во Дворце догадались покормить в людской вовремя.

У салон — вагона меня уже встречали. Как в детской поговорке: один с топором и двое с носилками.

— Извините, господа, но я только переоденусь, — расшаркался я и скрылся в вагоне.

В трактире я умудрился насажать жирных пятен на белый мундир. И мне стало стыдно, когда кучер обратил мое внимание на это. А уж принимать в таком виде офицеров… Не комильфо.

— Итак. Я слушаю вас, господа, — обвел я глазами всю троицу, когда вышел к ним в салон в новой полевой форме.

Адъютант Ремидия представил мне интендантского капитана Архуса, прикрепленный его светлостью содействовать моим промышленным начинаниям и лейтенанта Ягрозора, обязанного решить наш квартирный вопрос. Оба они из службы первого квартирмейстера Большого рецкого штаба.

— Вижу тут и без меня тесно, — посетовал майор, — но уверен, что вы справитесь со всем сами. Госпожа баронесса, — склонил он голову перед Эликой, которая вышла из нашего купе забрать Митеньку из манежа, чтобы он нам не мешал.

— Ваша милость, каков ваш первоочередной вопрос необходимо решить? — поинтересовался капитан