Вверх по течению (СИ)

– Все упирается в нехватку щебня, Савва. Дорог сейчас строим много – везде он нужен.

– Дороги можно и окатанным булыжником мостить, ваша светлость, – подал я идею. – Как в городе на спусках. Горных рек у нас много. Камней в них еще больше. Пустить на сбор голышей пленных. И копытной скотине будет за что в гололед копытом зацепиться. К тому же булыжную дорогу и ремонтировать легче.

– Подай мне это предложение в письменном виде, не лишнем будет. А то я, верный прогрессу, ставку сделал на механическую дробилку инженера Трезза с «Рецких машин». По выработке она сотню каторжников заменяет. Будем вторую уже ставить в другом карьере. Как заработает, так и подумаем и над тем, чтобы трансмеридиональная железная дорога не отличалась от трансконтинентальной.

Маркграф вздохнул тяжко.

– Плохо пока то, Савва, что половину экономики марки тянет на себе Дворец. Частной инициативы мало.

– А если льготными кредитами эту инициативу подстегнуть, ваша светлость? Создать такой вот банк развития.

– Боятся брать кредиты мои рецы. Консервативны слишком. На все покупки копят, – Ремидий щелкнул крышкой золотых часов. – Однако пора ехать обратно. Савва, в твоем поезде с этим смешным паровозиком есть место, где можно поговорить, не опасаясь, что у стен есть уши?

Та – а–а – ак…. Началось. Помниться принц перед моими большими неприятностями почти с такими же словами ко мне обращался.

* * *

Место без ушей нашлось. Трехкупейный омнибус на чугунных колесах островной работы подошел лучше всего. Среднее купе заняли мы с Ремидием. Крайние – его охранники. В каждом купе пулемет. Ручной «гочкиз».

Я кивнул на охрану, которая занимала свои купе.

– Они не подслушают, ваша светлость? Знают какие-либо языки кроме рецкого?

– Будем говорить на таком языке, который они точно не знают, – подмигнул мне маркграф.

Вперед пропустили правительственный состав с пустым салон – вагоном. Сами потихонечку почапали сзади.

– Ну, здравствуй, дорогой товарищ, – сказал маркграф по – русски почти без акцента, едва мы вышли со стрелки на основную магистраль.

От неожиданности я обтёк.

* * *

Рецкие горцы не то чтобы считали гору Бадон проклятой, но селиться на ней не желали. Было у них такое предубеждение, передававшееся из поколения в поколение с незапамятных времен. Наверное, все же потому, что гора была вроде как божия.

Именно с нее по легендам из этого мира ушли боги.

Именно с нее время от времени спускались в долины люди, которых в древности принимали за богов. Но быстро удостоверились, что это люди как люди, хотя и не без странностей. Они вполне адекватно вливались в архаичное рецкое общество, отличались трудолюбием и храбро сражались плечо к плечу с соседями. Через несколько поколений их потомки не отличались от других горцев своей белобрысостью.

Но примерно лет сто назад проблема вышла на государственный уровень. Тогда сошли с горы несколько чернявых небритых и странно одетых мужиков. Покрутились, повертелись и ограбили банк. На приличную сумму золотыми монетами.

Их долго егеря гнали в горы. Половину перестреляли. Но главарь с сундучком золота таки ушел. На плато богов горы Бадон. И там как испарился. Плененные грабители звали его Камо.

Дрянь людишки оказались. Типичные бандиты, только грабящие не для себя, а для «партии», для «светлого будущего всего человечества». Больше они ни чему не были приспособлены и сгинули на каторге.

Но четыре разнообразных револьвера, снятые с убитых подстегнули оружейную промышленность империи. Вывело ее на передовые рубежи. И позволило в свое время отбиться от республиканского нашествия с их «экспортом революции достоинства».

После еще несколько таких гостей являлось с горы. Слава ушедшим богам нечасто и без злых намерений. В основном русские. Грибники. И только один француз.

Этот француз с русской девушкой попали на гору Бадон зимой на лыжах. Когда спустились с горы, то девушку не удалось спасти – настолько она замерзла в горах. Этот француз сам в полубреду последние километры до жилья нес уже ее труп. И потом очень горько плакал по ней. Познакомились они на каких-то международных спортивных соревнованиях в Москве. Этот француз быстро освоился среди рецких горцев, удачно женился на единственной фермерской дочке и обогатил эту страну несколькими сортами сыра, которые охотно покупают в крупных городах задорого, сколько ни дай.

– Он жив?

– Нет. Уже умер. От старости. До них был еще интересный человек, который называл себя Волкодав Смерша Молас.

– Да, да… – подтвердил мои подозрения Ремидий. – Отец генерала Моласа. Отец современной военной разведки в империи. Основатель «Бюро статистики и регистрации» генерального штаба, которое в настоящий момент превратилось в службу второго квартирмейстера.

– Молас об этом знает?