Вверх по течению

Наконец установилась тишина, осязаемая такая, хоть ножом ее режь. И вся инспектирующая стая полковников во главе с тремя генералами через полигонную грязь поперлась пешкодралом смотреть результат обстрела.

И мы за ними по знаку Вахрумки.

Я лишь поблагодарил небо, что по недостатку времени так и не обиходил новые хромовые сапоги и ходил еще в своих старых — юфтевых. Застарелая жидкая грязь на полигоне временами стояла выше щиколотки.

Обстреливаемая позиция с полевым инженерным обеспечением была поделена на три равные части.

Новации Вахрумки.

Обычные имперские полевые окопы.

И надземные люнеты и флеши, применение которых кто-то по ретроградности отстаивал, как я краем уха слышал.

Укрепления ниже уровня земли все созданы в две «нитки».

Кто-то шибко умный понаставил в позициях обычные магазинные голые манекены из папье-маше. Для наглядности.

В люнетах и флешах шрапнель выкосила девяносто процентов личного состава манекенов.

В уставных окопах почти половину.

В окопах Вахрумки с козырьками, перекрытиями, блиндажами и ДЗОТами — меньше четверти, и только из тех, кого поставили на открытое место. Все пулеметы на его позиции сохранили свою условную работоспособность.

Пехотный генерал с побагровевшим лицом мрачно ходил по позициям, приказывая адъютантам перевернуть ему то один, то другой манекен. И все больше мрачнел. Потом подошел к генерал-адъютанту Штуру и громко заявил, так чтобы все остальные слышали:

— Тот, кто это все придумал, заслужил «Имперский крест», ибо это заслуга перед всей империей. Готовьте представление императору, я его подпишу. Это просто феноменально по своей незамысловатости, а сколько солдатских жизней сохраняет. А вы что думаете?

— Я согласен с вами, — поддержал пехотного и артиллерийский генерал. — Шрапнель перестала быть панацеей от всех бед на поле боя. Теперь нужны другие снаряды для прорыва пехотных укреплений. То ли дело в прошлую войну с республикой… — мечтательно закатил он глаза под кустистые брови. — Те в красных штанах и голубых мундирах прут на нас как на параде, плотными колоннами, а мы их сверху шрапнелью посыпаем… Как траву косой. Кончилось золотое время артиллерии. Пишите, Штур, представление. Я его тоже подпишу, кто бы этот гений ни был.

Довольный Штур только руки поднял, как бы сдаваясь перед авторитетом двух полных имперских генералов.

— Представление непременно будет уже завтра, господа. Вы его увезете с собой к императору. А сейчас я всех прошу вернуться в павильон, где автор этих новых полевых укреплений прочитает нам свой доклад. Надеюсь, что он будет краткий, и на обед мы не опоздаем, — и при этом Штур выразительно посмотрел на майора Вахрумку. — А после обеда для вас приготовлен сюрприз. Какой — сейчас не скажу, сами увидите.

Доклад прошел на ура. Вахрумка уложился в двадцать минут и сорвал генеральские аплодисменты, а также заключительные уверения какого-то инженер-полковника (как подсказали — из штаба Западного фронта), что теперь война с Республикой, временно перешедшая в позиционную фазу, получит новое дыхание.

— Ибо сохранение личного состава в траншеях — это сохранение рабочих в тылу, которых бы призвали из-за больших потерь. Следовательно, произойдет повышение нашего экономического и военного потенциала. Ибо нынешние войны, как бы нам от этого ни становилось грустно, выигрывают не столько солдаты, сколько заводы и транспорт. Даже самый стойкий солдат с самым совершенным пулеметом не выиграет битву, если ему вовремя не подвезут патроны, — закончил он свою речь.

Наглядные пособия, изготовленные в моем бюро, пришлись очень даже в кассу. И мысленно я себе поставил плюсик по службе. По крайней мере, выдержал экзамен на руководителя структурного подразделения. До этого я служил в штабе как бы в аванс.

Потом для высоких чинов был банкет в павильоне, а нас покормили на полигонной кухне, чем мои мажоры были весьма недовольны. Пришлось им напомнить, что солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. А для банкетного стола с генералами они все, несмотря на высокопоставленную родню, еще рылом не вышли, то есть чинами.

— Так что служите и обрящете, — закончил я свое нравоучение. — И учтите, вам еще павильон, где доклад делался, от грязи отмывать, что полковники сапогами натащили.

О-о-о! Такого охудения в глазах человеков я давно не видел. Даже если на это выделят полигонных помогальников, то я откажусь — пусть мажоры грязной тряпкой елозят… в габардине. Им полезно.

Пока длился генеральский банкет, полигонная обслуга заклеила обрывками газет «ранения» манекенов и вновь расставила их по позициям, едва успев к тому времени, когда слегка поддавшая сытая и добрая высокая комиссия вновь нарисовалась на орудийных позициях.

— Ну и где ваш сюрприз? — спросил генерал артиллерии Штура.

Тот вытянул за цепочку из нагрудного кармана кителя плоские золотые часы, щелкнул крышкой, с удовольствием прослушал пять музыкальных тактов и лишь потом ответил:

— Да с минуты на минуту ожидается. С запада. Отсюда хорошо будет видно. Проявите воинское терпение, господа.