Вверх тормашками в наоборот-3

Мы могли её потерять. Я ни в чём не могла упрекнуть Кудряну, но мать Ренна и Рины была для меня почти чужой, незнакомой тёткой, а Мила стала почти сестрой. Умом я понимала, почему девчонка выплеснулась, а сердце не хотело соглашаться.

В конце концов, прислушиваясь к шорохам за плотными стенками фургона, я сдалась. Встала, пошевелила угли в жаровне, что обогревала фургон, и прокралась наружу. Ступала почти неслышно, гордясь тем, что Зеосс и меня кое-чему научил. Правда, особо я не обольщалась: все эти видящие и слышащие вокруг без труда вычисляли самонадеянную девчонку из другого мира.

Что-то странное творилось в белой тишине. Я слышала шорохи – неясные, но какие-то зловещие: волоски на руках встали дыбом и я, затаив дыхание, медленно двинулась вперёд. Неподалёку от возов мелькнула тень – неспешная, странноватая. Зверёк с длинным пушистым хвостом. Я сделала стойку, прислушиваясь и присматриваясь.

За всё время путешествия звери встречались нам редко. Не знаю, с чем это связано. Может, с зимой, а может, привыкли они тут прятаться – как-то не находилось желания спрашивать. Не интересовал меня подобный вопрос. А тут вот – здрасьте-пожалуйста – крадётся кто-то мохнатый в ночи.

Я уже было собралась подойти поближе, как широкая ладонь закрыла мне рот. От ужаса я даже пискнуть не успела, хотя в груди родился вскрик. Сердце зашкалило, забилось глухо. И я наконец-то поняла, что значит выражение «ноги стали ватными» – отнялись буквально, как только не рухнула тут же, прямо в снег.

– Тише, Дара, – еле слышный шёпот в ухо. И ладонь медленно начинает расслабляться. – Не спугни.

Боюсь пошевелиться. Понимаю: это кто-то из наших, но не Геллан. Его я узнала бы с закрытыми глазами. Человек за спиной делает неслышный шаг в сторону. Раграсс. Только мохнатки могут двигаться вот так – плавно и бесшумно.

Неожиданно над головой рвётся гневный клекот – и вспыхивает красное марево. Я таки вскрикиваю и от неожиданности падаю на пятую точку, заворожено уставившись в пылающее небо.

– Тинай! – высказываю негодование огненной птице и с досадой бью кулаком в снег. Пока я приходила в себя, Раграсс оказался у возов. В пламенном свете хищно сверкнули его клыки. В руке он держал за шкирку животное и торжествующе потрясал пушистым трофеем.

– Попался, вор!

Животное крутилось, скалило в ответ клыки, потявкивало, пыталось вывернуться и тяпнуть Раграсса за руку. Прикольная мордочка, лапки с растопыренными пальчиками. Енот. Мне стало невероятно жалко его.

– Отпусти, ну что ты, в самом деле, – попросила мохнатку, но тот лишь головой покачал:

– Ты не понимаешь, Дара.

– Тогда объясни, – вскипела в момент. Любят они, эти зеоссцы, туману напустить.

Тинай опустился на снег, чистил клювом перья, делая вид, что его вся эта возня не касается. На шум сбежались почти все. Раграсс оглядел толпу и скривил рот в алчной усмешке.

– А теперь смотри внимательно, Дара. И он снова обвёл глазами наш всклокоченный от сна отряд. Я напряглась. Начала считать. Сбилась. Растерялась. Посмотрела на Геллана. Тот стоял с каменным лицом – никаких эмоций.

– Отпусти её, – сделала шаг вперёд Кудряна. – Она… не специально.

– Ну да. Ворует неосознанно. Во сне. Спит и зубами щёлкает. Но не от голода, заметь, а от бессилия. Ибо крала не потому, что куска хлеба ей не хватает, а потому, что хотела украсть и утаить. А потом унести с собой.

Мне стало нехорошо. Тугой ком застрял в горле – и ни туда, ни сюда. Юла – а это была она, сейчас я это понимала – висела в сильной руке Раграсса. Затравленная мордочка, безвольные задние лапки, пушистый хвост.

– Отпусти, – попросила я и протянула руки. Раграсс не собирался мне потакать, но рядом встал Геллан. Наверное, он посмотрел на мохнатку своим особенным взглядом. Раграсс сплюнул в сердцах и почти швырнул бедного зверька на землю. Я успела его подхватить. Прижала к груди и заглянула в глаза, полные такой боли, что горло свело окончательно.

– Не бойся, – погладила по пушистой мордочке, разглаживая мягкие бакенбарды. – Не бойся, ладно? Он ничего тебе не сделает.

Я осторожно опустила енота на снег. Зверёк припал к земле, распластался всей тушкой, а через минуту вместо него появилась голая Юла. Вездесущая Росса тут же накинула на неё одеяло.

– Ну, чего столпились? – прикрикнула на мужчин. – А ну спать всем! А то завтра напою вас слабительным, будете по кустам весь день бегать!

Кудряна присела рядом с Юлой. Укутала подругу в одеяло поплотнее и посмотрела на тех, кто остался. Из мужчин не ушёл один Геллан.

– Я знаю, это нехорошо. Мы… крали вместе. И как только дойдём до Спирейта, если вы нас отпустите, уйдём.

Кудряна говорила спокойно. Лицо неподвижное, только глаза светятся, словно слезами переполненные.

– Полный оборот. Удивительно, – громко сказала Иранна, перебивая Кудряну. – Второй раз за последнее время. Удивительно! И прекрасно!

– Куда ты уйдёшь, мама? – тихо спросила Рина. – Кто тебя отпустит-то?

– Я не брошу Юлу, – твёрдо ответила Кудряна и свела сурово брови. Отчего сразу стала жутко похожа на Ренна. – Она… не со зла.