Вверх тормашками в наоборот

Пока Геллан и Дара смотрели на уходящие в небо последние искры, Келлабума сходила в лачугу и вернулась с бархатным черным мешочком, встала на колени и не спеша стала собирать камешки.

— Может, не надо? — засомневалась Дара.

— А зачем они здесь? Пригодятся. За солнечные камни нынче хорошую цену дают.

— Откуда знаешь? — не выдержал Геллан. — Ты же никуда не ходишь из этой глуши.

— Не ходить — не значит не знать. Часть оставишь себе. Пригодятся. Солнечные не только космий убивают.

Снова поднялся ветер, забушевал, заметался яростным зверем; рвал одежду, хлестал колючим снегом, сбивал дыхание.

— Можно я пойду? — прокричала Дара, перекрикивая вой приближающейся вьюги.

Она прижимала Сильвэя к себе, пытаясь прикрыть коша полой плаща. Геллан кивнул, и девчонка поплелась к лачуге. Он проводил её глазами и стал ждать Келлабуму. Не мог заставить себя собирать камни, но и уйти, бросив целительницу, тоже не мог. Поэтому стоял, задерживая дыхание и смотрел в почти чёрное небо, затянутое неспокойными тучами.

Келлабума собирала камни тщательно. Пальцы закоченели и не слушались, но она не спешила. Геллан помог подняться ей с колен, когда она закончила. Вьюга бушевала; набирала полные лёгкие ветра со снегом и зло плевалась в лицо; крутила белое сальто, пытаясь сбить с ног; за мутно-белым телом непогоды в двух шагах ничего не разглядеть…

Они ввалились в избушку, похожие на косматых белых зверей, громко топали и отряхивались, пытаясь избавиться от плотной наледи на обуви и одежде. Дара подбрасывала поленья в очаг и морщилась от боли: порезанная ладонь горела и дёргала, как застуженный зуб.

Раздевшись, Келлабума молча взяла мазь и снова обработала ранки, подольше задерживая холодные пальцы в местах укусов, царапин и пореза. Дара с интересом смотрела, что она такое делает: боль утихала то ли от мази, то ли от прохладных пальцев целительницы.

Что-то зашуршало в углу, а потом с шумом шлёпнулось на пол. Дара взвизгнула и вскочила.

— Не бойся, — показала в улыбке крепкие зубы Келл, — Чока вернулась.

— Ну и шуточки у вас, с чувством сказала девчонка и покосилась на взъерошенного зверька. Мех потемнел и заледенел, отчего бельча стала похожа на дикобраза или ежа.

— Как она в дом попала? — спросила Дара, протягивая к белочке руки.

Чока стояла за задних лапках и принюхивалась к протянутым ладоням, но идти к девочке не спешила.

— У неё ход есть специальный, на трубу похожий.

— Как эти твари туда не полезли…

Келлабуме показалось, что Дара впервые за день испугалась по-настоящему.

— Мейхон умный. Он обороняется, как может.

— Ага… только копья всякие в стол пропускает.

Келл посмотрела на Геллана.

— Рассказывайте обо всём, — приказала строго, чтобы не появилось желание увильнуть.

И Геллан рассказал. Кратко, как мог. И про охоту на мерцателей, и про стило в столе, и про кольцеглота.

— Думаю, часть событий ты знаешь. Ты часто знаешь… наперёд.

— Или просто знаю, — усмехнулась Келл, и горькая складочка прочертила косую линию от губ к подбородку. — Чока, Чока, — поманила она бельча, и зверёк охотно нырнул в тепло больших ладоней.

Келл огладила мокрую шестку, приложила палец к голове животного и закрыла глаза.

— В Долине спокойно. Падает снег, но вьюги нет. Иранна позаботится о Миле. Маленькая властительница останется с муйбой и не поедет одна в замок. Везде неспокойно…

— Почему ты здесь одна?.. Прячешься, как Димон?.. Убегаешь от чего-то?.. Обидел ли тебя кто?.. — слова летят из Дары бурным потоком, как вода с гор: невозможно остановить. — Ты могла бы жить в Долине, лечить людей, учить детишек, как Иранна.

— В поселении может быть только одна муйба. — это Геллан пытается перегородить плотину Дариных вопросов.

— Что за чушь очередная? — фыркает девчонка пренебрежительно. — Замшелое средневековье, блин! Да в Долине хватит работы на трёх муйб!

— Может, и хватит, но в поселении может жить только одна муйба. Так повелось, так надо. Было время, я не могла уйти отсюда, даже если бы очень хотела. Может быть, не могу уйти и сейчас. Это решит Обирайна, но не я.

— У тебя свои тайны, да? — девчонка не хочет угомониться.

Келлабума чувствует в Даре смесь любопытства и желания понять. Иногда хочется вывалить корзину своей жизни ворохом событий и фактов, как грязное бельё, давно нуждающееся в стирке. Однажды так и случится, но не её рука разворошит прошлое.

— Да. У меня есть тайны. И не время их раскрывать. Когда-нибудь… ты узнаешь всё.

— А пока "догадайся, мол, сама", — Дара закатила глаза и обхватила плечи руками, пытаясь унять раздражение. Слишком много недомолвок.

Келлабума понимает. Видит, чувствует, но знает: рано оброненное слово может всё испортить, смешать карты и руны, переиначить реальность, которая и так пляшет, как попало…

— Скоро, Дара. Очень скоро многое станет понятнее. Смотри!

Она берёт девчонку за руку и ведёт во вторую комнату.

— Вот створки шкафчика. Я точно знаю, что за ними. Там снадобья и травы — я выложила их своими руками. Поставила в определённом порядке. С закрытыми глазами, в потёмках, я найду, что мне нужно. Нет тайн и неожиданностей.