Вверх тормашками в наоборот

— Геллан, ты бы прогулялся? Нам пошушукаться надо по-девчоночьи.

Он молча откинул полог и легко, на ходу, спрыгнул с повозки.

— Ты не переживай, — я убрала влажный локон с Милиных глаз, — все девушки проходят через это. Просто… у тебя девичье недомогание, ага. И всё такое… Ну, не могла же я сказать это при Геллане…

— Дара…

Я машинально несла ещё какую-то пургу, пока не споткнулась о внимательный Милин взгляд.

— А?..

— Я слышала всё. Каждое слово. На ярмарке… и здесь… когда вы с Гелланом…

Не знаю, видел ли свет более дурацкого лица, чем у меня в тот момент. Я прям чувствовала: на лбу можно писать километровые диагнозы слабоумия…

— Не говори Геллану, — попросила Мила, — пусть думает, что я не знаю.

— Может, всё не так уж и печально, — пробормотала я, сдуваясь, как плохо завязанный воздушный шарик.

Мила покачала головой:

— Маг не врал.

Уверенно так сказала, твёрдо, что даже спорить перехотелось. Я скукожилась, прижимая к себе колени. Тут же сверху взгромоздился Сильвэй и ткнулся мокрым носом в мой.

— Ничего, — сказала я упрямо, — мы всё равно что-то придумаем. Сильвэй подтверждающе мяукнул басом.

Мы вернулись в Долину на рассвете. Это был полный горечи и недомолвок путь. Геллану я соврала, а он, наверное, понял, что я лгу.

— Он чувствует тебя, Дара, — сказала Мила, — но попытаться надо было.

Невыносимо смотреть в бледное личико с заострившимся подбородком. Исчез нежный румянец, под глазами пролегли сизые тени, но Мила твердила, что чувствует себя хорошо.

Это был путь недосказанных слов и беспокойных лиц, но за сутки мы стали ближе друг другу, что ли…

Иранна ждала нас на пороге. Чистое лицо без единой морщинки, спокойный взгляд, но впервые показалось мне, что не лицо на ней, а маска с разутюженными тщательно складками. Глазами не увидишь, а внутри чувствуешь…

Я не мешала им, пока они молча разговаривали с Гелланом. Мила вышла из повозки и улыбалась, подставляя лицо первым лучам солнца. Хрупкая, тонкая девчонка, которую хотелось обнять, гладить по голове и бесконечно шептать, что всё будет хорошо…

Иранна взяла её за руку и повела в дом. Мы с Гелланом остались маяться на пороге. Под ногами нарезал круги Сильвэй. После того, как очнулась Мила, мы не сказали друг другу и пары десятка фраз. Молчали и сейчас. Через какое-то время Иранна вышла из домика, и мы, как по команде, вскочили, выжидательно заглядывая ей в лицо.

Муйба покачала головой:

— Я бессильна. Не вижу проклятия, да и не могу увидеть… это… другая сила. Вижу только болезнь — долгую, изматывающую, медленную…

Геллан прислонился головой к дверному косяку.

— Как у мамы… — сказал глухо.

— Да, что-то похожее… — подтвердила Иранна. — Она сейчас спит и не слышит нас, — успокоила меня, увидев, что я дёргаюсь. — Отправляйтесь к Келлабуме. Она… сильнее и глубже.

Сказала неохотно, но правдиво.

— Пусть Мила поспит, а вы поедите, умоетесь с дороги и снимете похоронные одежды с лиц.

— Предлагаешь смириться? — ядовито оскалилась я.

— Предлагаю искать выход и не пялиться на девчонку, как на хрупкую веточку.

Она меня уела. Ну да. Чтецы всех времён и народов рядом не стояли с Иранной.

— Мила сильнее, чем вы думаете, а у нас в руках — причина болезни. Возможно, знай мы о проклятии раньше, смогли бы спасти и Аму…

Геллан дёрнулся, будто прошитый током, но промолчал.

В полдень мы отправились к Келлабуме. Я — на радостном Ушане, Геллан — на Савре, Мила — на хорошенькой Софке и с неизменными пёсоглавами по бокам. Ехали, аккуратно объезжая трещины и небольшие провалы. Мне показалось, их стало больше, чем в прошлый раз, но я могла ошибаться.

Келлабуму мы встретили на полпути. С босыми ногами и полным передником каких-то трав и веточек. День стоял тихий и солнечный, казалось, приближающая зима решила поспать сегодня и не тревожить морозом, ранним снегом и прочими холодными прелестями. Всегда удивлялась погоде зеосского мира: времена года вперемешку, никогда не угадаешь, что ждёт тебя завтра. И растения здесь словно не чувствуют, что пора угомониться и уснуть: то прячутся, то снова буйно зеленеют.

Муйба-отшельница улыбалась радостно, будто соскучилась и ждала нас, дорогих гостей, очень давно. Её радость не вязалась с моим внутренним состоянием, хотелось сказать что-то резкое, чтобы стереть улыбку и посмотреть, как боль пускает корни в её глазах. Подумала и устыдилась. Она и так видела по нашим лицам, что мы не погостить приехали и не подышать свежим воздухом на природе, но продолжала улыбаться, радуясь встрече. Да, при всём трагизме, маленькие радости никто не отменял…

Она тоже развела руками.

— Я могу только замедлить ход болезни, как делала это для Амы.

— Ты знала?.. — спросил Геллан, не в силах договорить фразу до конца. Слова вставали ему поперёк горла.

Келлабума пожала плечами:

— Догадывалась, но точно не могла свести концы с концами. Не та сила… Её не способна увидеть даже сильнейшая ведьма Зеосса.

— А ты сильнейшая? — зацепилась я за муйбины слова.

Келлабума посмотрела мне в глаза: