Вверх тормашками

О Боже! Это было большое несчастье. Вероника упорно старалась верить, что их взаимное влечение будет ослабевать, но оно только крепло. Не сказать чтобы она собиралась выпускать что-то из-под контроля. Как-никак она взрослый человек и может с этим справиться.

Выпрямившись, она размашисто зашагала к стойке.

— Привет, вот и я, — сказала Вероника, взбираясь па недавно освободившийся табурет.

— Здравствуй, — улыбнулся Куп и наклонился через прилавок с явным намерением ее поцеловать. Когда Вероника отдернулась назад, он выглядел озадаченным. Даже недоумевающим. Выражение его лица вызывало недвусмысленное ощущение, что он ею недоволен.

Веронику раздражало, что его реакция вызывает у нее беспокойство. Это его проблемы — не ее. И не стоит придавать этому значения. Она не намерена менять своего поведения, даже если бы могла. Она четко представляет себе временный характер их отношений и не собирается афишировать их перед посетителями «Тонка», тем более когда здесь опять присутствует Дарлин Старки. Один поцелуй на людях — и весь город решит, что у нее роман с Купером, еще раньше, чем она сама.

— Выпьешь что-нибудь? — прервал ее мысли Куп. Голос его звучал вяло и отчужденно.

Вероника заерзала на своем табурете. Жаль, что нельзя вернуть назад несколько последних секунд. Она вела бы себя по-другому, чтобы Куп на нее не сердился. Ей захотелось как-то его успокоить, пощадить его мужское самолюбие, и то, что в ней проснулось такое желание заставляло ее укреплять собственную оборону.

— Нет, — сухо ответила Вероника. — Спасибо. Я просто заскочила на минутку поговорить с тобой. Но совершенно очевидно, что это была не лучшая идея. — Она соскользнула с табурета. — Мы можем отложить это и на другой раз. — Можно было смело держать пари, что разговора не произойдет и позже. Во всяком случае, Вероника сомневалась, что после этого Куп станет пробираться к ней в постель.

— Погоди. — Он перегнулся через барьер и остановил ее, мягко придавив к прилавку ее маленькую руку. — Не уходи.

Вероника сделала пробное движение, чтобы освободить руку, и убедилась, что вряд ли это получится без борьбы. Она наклонилась ближе к нему и тихо сказала:

— Я не могу проявлять на публике свои чувства. Мне очень жаль, если это сердит тебя, но я не хочу, чтобы весь город занимался домыслами о наших отношениях.

— Я знаю. Мне показалось на миг, что ты стыдишься меня. Или по крайней мере того, что мы…

— Нет! Но ты должен понимать, как это будет выглядеть. Ты работаешь в семейном баре, живешь в моем доме и…

— И то, что я целую тебя через этот прилавок, повлечет шквал слухов. Я это понимаю. — Куп мягко встряхнул ее руку. — Поэтому выпей стакан вина или что-то еще и тем временем просто составь мне компанию. — Он погладил ее руку кончиками пальцев и отпустил. — Пожалуйста, — сказал Куп, встретив ее пристальный взгляд.

Вероника не думала, что такому человеку, как Куп, легко ставить себя в положение просителя. Поэтому она снова вскарабкалась на табурет.

— Я с удовольствием выпила бы стакан белого домашнего.

Однако изначальный импульс, побудивший ее пересечь улицу, пропал. Она не стала заводить разговор о Кристл, распределив свое внимание между наблюдением за Купом И общением с посетителями, которые останавливались поздороваться с ней.

Вероника с изумлением открывала для себя, что среди некоторых из тех, кто регулярно бывает в «Тонке», у нее действительно начинают появляться друзья. Оказывается, ее неприятные воспоминания не вполне согласовались с истинным положением вещей. Дурные поступки немногочисленной группы людей были раздуты ею до такой степени, что у нее сложилось превратное представление обо всех посетителях бара. Сейчас она постепенно приходила к убеждению, что в действительности здесь было больше простых и милых людей, нежели пьяниц, лапающих официанток.

Что касается наблюдения за Купером, то устоять перед этим соблазном было просто невозможно. Он был слишком привлекателен и совершенно неотразим, с его большим телом и грацией, с его экзотическим цветом волос и темными глазами, глядевшими на нее так, словно она владела ключом к его самым страстным фантазиям. Это ее крайне беспокоило. У нее рождалось подозрение, что Купер Блэксток начинает значить для нее больше, чем она хотела бы это признать.

Но… так ли уж на самом деле это ужасно? Ведь она не строила в отношении его никаких серьезных планов. Черт побери, она вообще не горела желанием строить подобные планы в отношении любого мужчины. И у нее никогда не возникало проблем с признанием своих чувств к ним. С чем это было связано? С тем, что она имела дело с другим типом мужчин? Обычно это были люди свободной профессии, ходившие в костюмах и галстуках. Куп был совершенно не похож на них. Но разве из-за этого он заслуживал меньшего внимания или уважения? Или, что внушало Веронике опасение, она отказывалась признавать его просто потому, что считала человеком другого сорта? Вообще-то она никогда не отличалась подобным снобизмом.