Вверху над миром

Сиделка принесла отменный завтрак. Она все съела и спокойно лежала, наблюдая, как прилетают воробьи и обливаются водой из тазика. Сознание начало затуманиваться, а детали стали неясными еще на корабле. Она не могла мысленно представить свою каюту: находилась ли та с левого или с правого борта? И еще столовая. Ей казалось, будто она помнила обед, когда ела рис, сидя напротив Тейлора, но на корабле ли это было?

Когда она увидела молодого человека, пришедшего в половине одиннадцатого, в голову ей пришла неприятная мысль о том, что это, возможно, наблюдающий за ней психиатр: он так самоуверен, так хорошо владеет собой.

— Палома говорит, что вы оклемались, как она выражается, — сказал он, сияя от радости. — Да, похоже, вы готовы к отправлению.

— К отправлению?

— Ну да, — он улыбнулся шире и, склонившись, оперся руками на шарообразные украшения нижней спинки кровати. — За город.

— Не понимаю, о чем вы! — взволнованно воскликнула она. — За город? Зачем? Вы же сказали, что доктор Слейд сегодня вечером будет здесь.

Он покачал головой, по-прежнему улыбаясь:

— Вы неверно поняли. Не здесь, а в Сан-Фелипе.

Она напустила на себя холодность и суровость, уверенная, что в ее голосе сквозит гнев.

— Послушайте! — сказала она. — Я не привыкла выполнять приказания. Мой механизм сломался. Никаких реакций. — Она выждала минуту, а затем, коль скоро он не ответил, продолжила: — Почему мой муж не может приехать сюда и встретиться со мной? Это запрещено или как?

Молодой человек выпрямился и взглянул на нее с удивлением.

— Бросьте, — настаивала она. — Я знаю, что очень туго соображаю, но почему доктор Слейд не может проведать меня в больнице?

— В больнице! Вы не узнаете квартиру?

Не отрывая от нее глаз, он медленно опустился на стул. Через минуту он спокойно продолжил:

— Такое бывает после жара. Это пустяки. Пройдет, — он подался вперед. — Если вы не помните, одно время У вас был крайне высокий жар.

— Не желаю об этом слышать, — она имела в виду квартиру.

Он рассмеялся:

— Больше не буду.

На балкон процокала сиделка и, увидев молодого человека, застыла. Затем вежливо поклонилась перед кроватью и сказала:

— Muy buenos dias, senora.[38]

— Я оставлю вас с Паломой, — он зашагал прочь, а затем остановился в дверях и сказал: — Ваши вещи здесь в этой комнате. Думаю, вы все найдете. Когда оденетесь, позвоните по телефону Лючите, хорошо? Просто нажмите цифру четыре. Я вернусь к обеду, — он фыркнул от смеха. — Вы и впрямь решили, что это больница!

Комната была просторная, и там царила приятная прохлада. Все чемоданы — ее и Тейлора — стояли в углу. Она вошла в ванную и открыла горячую воду. Ванна — лучшее место для того, чтобы лечь и подумать. Она сожалела о своей вспышке, хоть он и воспринял ее очень легко. Она улыбнулась, увидев пальцы ног, торчащие над водой. Все же неловкая ситуация — гостить у людей, даже не зная их имени.

Когда она вернулась в спальню, Палома ждала ее, чтобы раскрыть чемоданы. Наконец, она оделась, и хотя вовсе не желала встречаться с хозяйкой, сняла трубку и нажала кнопку с цифрой четыре. К счастью, ответил молодой человек: минуту спустя он уже стоял в дверях, и, миновав патио и несколько комнат, они вышли вдвоем на просторную террасу. «Вероятно, я видела это раньше», — сказала она самой себе; ей даже показалось, будто она кое-что вспомнила, но было такое чувство, словно она читала об этом в книге или видела в кино.

Они стояли и разговаривали в тени у бассейна, где свисало несколько лиан: он так и не дал ей ключа к разгадке. Вдруг она увидела далеко внизу город, Мерцавший сквозь дымку, и, осознав, на какой огромной высоте находится, отступила на пару шагов к стене здания.

— Вы помните эту террасу? — спросил он.

— Даже не могу вам сказать. То есть, наверное, не помню.

— Мы выходили сюда. И говорили о здании. Там, в конце пристани. Когда вы заболели, вам казалось, будто оно рушится, помните?

Пока он говорил, она немного склонила голову и провела рукой по глазам. Перед ней стояла картина: они с Тейлором — в огромном, пыльном, крытом жестью сарае без окон, в жарком и шумном аду. Оба они больны и страшатся этого. Вспоминать об этом теперь — все равно что касаться черного пламени полуденного кошмара. Тейлор недавно заметил, что если б он только мог добраться до двери и вдохнуть свежего воздуха, обязательно бы поправился. А потом он упал, и, наверное, она побежала к двери за помощью. Следующая картина напоминала рекламу с цветным фотоснимком: двое симпатичных молодых людей в привлекательной пляжной одежде стоят под кокосовой пальмой возле спортивного автомобиля. Мир вдруг скособочился, будто накренившийся самолет, и, заболевая, она видела, как валится каркасное здание в конце ближайшего пирса, словно его лягнула гигантская ступня.

— Солнце печет, — сказала она. — Может, зайдем внутрь?

— Вы ведь рассказывали мне, как здание согнулось и обрушилось?

— Да, — ответила она слабым голосом, шагая к дверям. — В Пуэрто-Фароль. Мы будем век благодарны вам за все, что вы для нас сделали.