ВВО

В районе Холма и Грубешова продолжались ожесточённые бои. С обеих сторон почти беспрерывно сгружались прибывающие подкрепления. Практически уже две недели изо дня в день германцы пытались преодолеть русские траншеи и встречали невиданное ещё ими сопротивление. Будто именно здесь решалась судьба России, как писали немецкие газеты. Передовая была изломана многочисленными зигзагами от бессчётных атак и контратак. Никто уже не помнил, кому изначально принадлежала та или иная траншея, столь часто они переходили из рук в руки. Наибольшее расстояние, на которое за всё это время смогли продвинуться германо-австрийские войска, да и то лишь на некоторых участках, было двенадцать вёрст. Столько фон Макензен и его союзник-подчинённый фон Бём-Эрмоли привыкли проходить за один день, и не кое-где, а всем фронтом.

Сотни тысяч украинцев и поляков, разделённые на противоборствующие лагеря границей и мобилизацией, сражались и здесь, и вокруг Варшавы как враги, с обеих сторон, и это создавало впечатление невероятности происходящего — особенно, когда с русских и германо-австрийских позиций доносились на одном и том же языке крики ярости и стоны раненых. Иногда, в редкие минуты затишья, сидящие в окопах люди переговаривались друг с другом, прямо через линию фронта, и эти разговоры приводили военных корреспондентов в замешательство.

Семнадцатого июля пополудни австро-венгерская конница эрцгерцога Иосифа-Фердинанда заняла Люблин, один из крупнейших железнодорожных узлов Царства Польского, важный пункт на пути снабжения войск, защищавших Варшаву, и серьёзную преграду для продвижения фон Макензена на Брест. Теперь угроза окружения в Польше стала для русской армии более чем реальной.

Восемнадцатого июля австрийские части под командованием генерала фон Войрша форсировали Вислу, создав опорный участок на её восточном берегу севернее Ивангорода и захватив Подзамче. Ещё ближе к Варшаве на понтонных мостах переправились через реку немцы.

В Берлине начали готовить флаги и цветы для ожидавшихся со дня на день празднований по случаю взятия столицы Конгрессовой Польши.

В этот день было объявлено о досрочном призыве в русскую армию. Не дожидаясь положенного двадцатилетнего возраста, под ружьё встали мужчины 1896 года рождения. По оценкам газетчиков только это пополнение могло составить шестьсот тысяч человек.

Военное министерство Российской империи издало разъяснение, согласно которому Верховный Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич приказал отходящим войскам уничтожать только то имущество, которое может иметь ценность для неприятеля. Патриотическое же население по собственной воле сжигает свои дома и посевы, лишь бы они не достались врагу.

На следующий день, девятнадцатого июля 1915 года, исполнялся ровно год, как Российская империя вступила в войну. Газеты разных стран пестрели сообщениями о достигнутых результатах. Баланс оккупированных земель был в пользу центральных держав, они захватили сто семьдесят пять тысяч квадратных вёрст территорий. При этом больше всех пострадала Россия — она лишилась ста тридцати тысяч квадратных вёрст земель. В германо-австрийском плену находилось два миллиона двести тысяч человек, из которых более одного миллиона семисот тысяч были подданными России — на фронте сражалось меньше подданных Российской империи, чем их было в плену у центральных держав.

Подбили общую сумму займов воюющих стран на военные цели — девятнадцать миллиардов североамериканских долларов .

Считалось, что общее количество погибших на поле боя солдат армий Антанты превысило 5,6 миллиона человек, из которых потери России составили около 3 миллионов. Центральные державы потеряли 7,6 миллиона человек.

Суббота, 18 июля 1915 года

1.

Село Будятичи Владимир-Волынского уезда.

Июль на Волыни. Холодный рассвет, дождливое утро, жаркий день. Вечером, конечно, опять будет моросить. Оденешься полегче, продрогнешь и промокнешь. Оденешься потеплее, и к полудню сопреешь.

Пристав Сас, собираясь в дорогу ещё затемно, отверг протянутую женой плотную рубашку с начёсом — то ли из упрямства, то ли из желания соблюсти форму. А ведь можно было поддеть под сюртук, никто бы и не заметил. Тем более что война, до мундира никому нет дела. Но вот не взял, и всё утро дрожал от холода, беспрерывно хукая на заледеневшие пальцы и растирая немеющий на ветру нос.

Страдания эти, однако, не спасли Саса от полуденной жары. Солнце пекло немилосердно, дорога вилась всё больше среди болот, подальше от деревьев, а налетавший время от времени ветерок облегчения не приносил — лишь мошкару да вонь трясины…

— Где ж я возьму подводы? — устало говорил староста Цехош, преждевременно постаревший мужчина лет пятидесяти, на которого они наткнулись, едва въехав в село. Пышные вислые усы старосты совсем поникли. — Мобилизация, этаву… — он запнулся и попытался выговорить это слово ещё раз: — Эвавува…

— Эвакуация, — буркнул приехавший с приставом прапорщик Михайлишин и отвернулся, чтобы не было видно, что его душит смех. — Сиречь организованный…