Ввысь (ЛП)

Следуя за креллом с Рвотой на крыле, я выполнила маневр — серию резких разворотов вокруг космических обломков. Однако мысли мои были далеко, и креллу удалось ускользнуть.

— Эй! — воскликнула Киммалин, когда мы перегруппировались. — Видали? Я не разбилась!

Я слушала болтовню ребят вполуха, все еще рассеянная.

— Зато я разбилась, — признала ФМ. — Врезалась в кусок мусора и горящей грудой рухнула вниз.

— Ты не виновата! — возразила Киммалин. — Как говорит Святая: «Истинный проигрыш — если ты сам решил проиграть».

— К тому же, ФМ, ты разбилась меньше раз, чем все остальные вместе взятые, — добавил Артуро.

— Это ненадолго, если я продолжу в том же духе.

— Ты просто пытаешься вести себя как провокатор, потому что никто от тебя этого не ждет, — сказала Рвота. — Бунтуешь против самой себя.

ФМ тихонько усмехнулась.

— Вы все могли бы сделать то, чего никто от вас не ждет, — заметил Йорген по общему каналу. — Например, хоть раз построиться как следует. Амфи, я к тебе обращаюсь.

— Да, да. — Артуро переместил корабль в нужное место. — Хотя формально Йорген разбился меньше раз, чем ты, ФМ. Он сделал в два раза меньше заходов. Трудно взорваться, когда только и делаешь, что ноешь и раздаешь приказы.

— Как говорила Святая, — торжественно повторила Киммалин, — «Истинный проигрыш — если ты сам решил проиграть».

Йорген не стал защищаться, хотя мне показалось, что он быстро втянул воздух сквозь зубы. Я поморщилась. Он и правда часто оставался в стороне и наблюдал, как мы выполняем упражнения, больше раздавая указания, чем летая сам. Но, может, остальные вели бы себя иначе, если бы знали, что он самостоятельно упражняется вечерами после занятий.

Мне вдруг стало стыдно. Позывной Йоргена и отношение к нему в звене — отчасти моя вина. Он всего этого не заслуживал. То есть, он, конечно, бывал несносным, но в целом старался изо всех сил.

Когда Кобб в очередной раз отправил нас отрабатывать ближний воздушный бой, у меня в голове всплыли слова Рига: «Что насчет меня? Я трус, Спенса?»

Я была уверена, что он не трус. Но все детство я придерживалась простого правила, закрепленного сказками Бабули: хорошие люди были смельчаками, плохие — трусами. Я знала, что отец — хороший человек, а значит, он не мог сбежать, и точка. Конец сказки.

Становилось все труднее придерживаться этой черно-белой схемы. Я пообещала Рвоте, что не струшу. Но хоть один трус предавал и сбегал намеренно? У меня никогда не возникало желания сбежать с поля боя, однако меня до сих пор удивляло, что, оказывается, испытывает пилот: как было больно, когда погибли Бим и Заря, насколько ошеломленной я себя иногда чувствовала.

Возможно ли, что на краткий миг отцом овладело нечто схожее, вынудив его пуститься в бегство? А если так, разве могу я обещать, что со мной не случится того же?

Я уклонилась от куска мусора, едва не задев крыло Рвоты.

— Штопор, ну ты что, — сказала она. — Думай об игре. Следи за мячом.

— За мячом?

— Прости. Метафора из Лиги.

— Я редко ходила на игры. — Рабочим билеты доставались за особые заслуги. Но не помешает о чем-нибудь поговорить и отвлечься от тревог. — Я почти не знаю, чем ты занималась. Ховербайки или что-то наподобие? Ты летала?

— Не совсем. — Мы уклонялись то туда, то сюда — в этом упражнении нас преследовал креллский корабль. — Дигбольной Лиге достаются подъемные кольца, которые слишком малы для кораблей. Наши байки могут разгоняться и взлетать на короткие периоды времени, но общее время ограничено. Часть стратегии — знать, когда использовать эту возможность.

В ее голосе сквозила тоска.

— Скучаешь по игре? — спросила я.

— Немного. В основном по команде. Но здесь гораздо лучше. — Вокруг нас вспыхнули выстрелы. — Гораздо опаснее. Гораздо стремительнее.

Мы разлетелись по дуге в противоположных направлениях, спасаясь от плотного огня деструкторов. Рвота продолжала следовать за целью, и я, заложив петлю, поддержала ее выстрелами.

На следующем повороте я ее догнала и пристроилась сзади. Наша цель летела очень низко, футах в ста над землей. Мы опустились, взметнув клубы голубовато-серой пыли, и промчались мимо древнего куска мусора. Из него давно извлекли подъемные камни, и он валялся, как скелет в потревоженной могиле.

— А что насчет тебя? — спросила Рвота, пока мы летели над долинами, преследуя цель. — Ты никогда не рассказываешь, чем занималась до АОН.

— Нам вроде полагается «думать об игре».

— Ну, кроме тех случаев, когда мне любопытно.

— Я была… ловцом крыс.

— Типа для какой-нибудь протеиновой фабрики?

— Нет. В одиночку. Фабричные охотники довольно хорошо прочесывают нижние пещеры, так что я соорудила собственный гарпун и ловила крыс в дальних пещерах. Мама продавала мясо за талоны рабочим, когда они возвращались домой с работы.

— Ого. Круто.

— Серьезно?

— Еще бы.

Я улыбнулась. По телу разлилось тепло.

Крелл развернулся и устремился ввысь.

— Я за ним.

Я врубила форсаж и под углом помчалась вверх на максимуме перегрузки.

«Сегодня твой пепел перемешается с пылью планеты, — мысленно обратилась я к креллу, — и крики боли эхом разнесутся по ветру!»