Если вспомнить работу Торо [106] «Жизнь без принципов», написанную сто лет назад, то уже там имеется указание на проблему, вставшую в XX веке. Очевидно, что эта проблема уже стояла в XIX веке. Но если она была актуальна во времена Торо, она еще более актуальна в наши дни. Как точно заметил писатель, люди имеют мнения, а не убеждения, они наблюдают факты, но не понимают принципов. Этот процесс развивался и в наши дни приобрел пугающие масштабы и, полагаю, сказывается весьма пагубно на образовании. Прогрессивное образование стало реакцией на авторитаризм XIX века и способствовало конструктивному развитию. Однако наряду с некоторыми другими тенденциями нашей культуры оно выродилось, заняв позицию безразличия, беспринципности, отрицания ценностей и иерархии. Я имею в виду не иерархию власти, а иерархию знаний и уважение к образованным людям. Сегодня мы сталкиваемся с догматическими предположениями, что спонтанность, оригинальность и индивидуальность неизбежно вступают в конфликт с рациональной властью и принятыми стандартами; что для исправления положения полезно было бы, например, овладеть искусством стрельбы из лука, в котором, согласно дзен-буддизму, сочетаются несовместимые положения [107] .
Что же касается второго порока – стяжательства, то он остался в прошлом. Накопительство привело бы к национальной катастрофе. Наша экономика основана на потреблении. Разумеется, изменение взглядов часто происходит в результате экономических перемен. Наша промышленная реклама постоянно призывает тратить деньги, а не копить их. Так что же нам делать? Мы постоянно потребляем ради потребления. Это хорошо известно, и нет необходимости обсуждать. Карикатура из «Нью-Йоркер» подтверждает мою мысль. Двое мужчин разглядывают новый автомобиль. Один говорит: «Вам не нравится заднее крыло, и мне тоже не нравится заднее крыло, но представьте, что будет с американской экономикой, если
Неравенство – третий порок, который мы считаем побежденным. Действительно, неравенство, которое существовало в XIX веке, исчезает. Несмотря на то что еще много предстоит сделать, объективный наблюдатель будет впечатлен успехом, какого в Америке, особенно после Второй мировой войны, добились в обеспечении равенства рас. Значительный прогресс достигнут в Соединенных Штатах и по преодолению экономического неравенства. И к чему нас это привело? Мы исказили понятие равенства, заменив его понятием одинаковости. Что означало «равенство» с точки зрения великой гуманистической традиции? Оно означало, что все мы равны в том смысле, что
А что сделали мы? Мы трансформировали понятие равенства в понятие одинаковости. Фактически мы боимся быть не похожими, потому что опасаемся, что, если станем другими, к нам будут по-другому относиться. Недавно я спросил мужчину, которому было тридцать с небольшим, почему он так боится изменить свою жизнь, сделать ее интересной, насыщенной. Подумав немного, он ответил: «Знаете, я ведь действительно боюсь стать другим». К сожалению, это касается многих.
Понятие равенства с его достоинством, которое дала ему великая философская и гуманистическая традиция, сейчас ошибочно употребляется для обозначения одного из наиболее деградировавших, бесчеловечных и опасных явлений в нашей культуре – одинаковости, означающей утрату индивидуальности. Ее можно наблюдать во взаимоотношениях полов; в США вы встретите, что «равенство» полов дошло до того, что полярные различия между ними сглаживаются, и созидательная искра, возможная только между противоположными полюсами, исчезает. Но если существование подобной полярности возбраняется, то созидание становится невозможно, ибо только встреча двух противоположностей может выбить искру созидания.