Вы хотели войны? Вы ее получите!

– В разведке служил, – усмехнулся Иван. – Там все знают.

– Ничего ты про меня не знаешь…

Яна вдруг прижалась к нему всем обнаженным телом, холодной упругой грудью, жаркими бедрами и коленками, которые вдруг стали подгибаться.

Иван подхватил ее на руки и уложил в постель.

– Ванечка, открой окно настежь! И сразу…

– Что – сразу? – не понял Иван.

– Сразу пулей ко мне!

* * *

А клубе, не видя рассвета, все еще угорали Глеб и Кристина Благородовы. Они уже в открытую «закинулись» еще по одной таблетке «экстази», и вновь ныряли в толпу на бесконечный танец пароксизма и конвульсий.

Моя грязь – это пыль от премудрых учителей

Иван и Яна остановились перед входом в храм, перекрестились.

– Почему православные церкви всегда белые, а вот католические, например, из красного кирпича? – спросила вдруг Яна.

– Белый цвет – символ чистоты и праведности. Пойдем?

Яна, надев легкую черную косынку, первой вошла в полуоткрытую высоченную дверь, обитую железом. Иван молча последовал за ней. Давно он здесь не был, с той поры, как Конюхова поставили настоятелем этого храма. Иван прошел в центр, под купол. За это время, после реставрации, здесь появились старинные иконы в окладах, росписи на стенах…

Яна благоговейно осмотрелась, прошла вдоль стен, вглядываясь в лики святых, остановилась у иконы Божьей Матери, мелко перекрестилась.

Иван приобрел у бабушки, с личиком старенькой курочки, две свечи, подошел к бронзовому распятию, зажег фитили, поставил за упокой души Грини Шевченко.

Настоятель появился тихо и незаметно, как и пристало духовному отцу.

– Здравствуй, командир, – негромким, но сильным голосом произнес он.

Родин обернулся и расцвел. Лучистые глаза Конюхова были все те же, но прибавилось морщинок, а лицо в обрамлении бороды и усов стало благостным, но и строгим одновременно. И не признаешь в нем былого воина спецназа.

– Здравствуй, отец Сергий.

Они обнялись и расцеловались.

– Что тебя привело в наш храм, Иван Родионович? – поинтересовался отец Сергий, сразу поняв, что неспроста заявился спозаранку его бывший командир.

– Беда привела, отец Сергий, – попросту ответил Родин.

– Какая же беда? – встревожился священник.

– Вон, стоит у иконы Божьей Матери, – кивнул в сторону Яны Иван.

– Неразумное дитя… – тихо произнес отец Сергий.

– Наркоманка, – тоже очень тихо сказал Родин. – Еще не конченная. У тебя, отец, есть на наркоманов какой-то заговор, приворот?

– Заговор – убить вселившегося зверя, – строго ответил священник. – А приворот – отравленную душу очистить.

– Вот как у тебя все ладно получается.

– Не все получается… Православная церковь не приветствует это шаманство. Душу лечить надо любовию, молитвами и воздержанием от искушения.

Яна сама подошла к отцу Сергию. Иван, неторопливо, степенно, как наставник, отошел в глубь храма.

– Здравствуйте! Вы – отец Сергий?

– Здравствуйте, дочь моя. Да, меня звать – отец Сергий.

– А меня – Яна. Вы уже знаете все про меня, – без предисловий обронила Яна и испытывающе посмотрела на священника.

Чертов огонь полыхнул в ее глазах.

– Все знает только Господь… – просто ответил он.

– Святой отец, я хотела уйти в небеса, шагнув с подоконника, – с вызовом продолжила Яна. – А вот Ваня остановил меня в последний миг.

– Если хочешь вознестись, постарайся сначала очиститься от вчерашней грязи, – с сочувствием и сожалением сказал настоятель.

Яна ответила быстро и даже дерзко:

– Моя грязь – это пыль от моих премудрых учителей.

– Если учителя недостойны тебя – стань их учителем, – тихо, без назидания сказал отец Сергий. – Но вряд ли они послушают тебя, Яна. И ты знаешь почему… У тебя беда, тяжкая беда, Яна, твоя тайная страсть, приносящая тебе всего лишь мгновения наркотического счастья. Потом ты ищешь себе подобных мучеников ломки, и вам уже не до осмысления двунадесятой инъекции. Тебе нужно найти в себе силы…

– Я ни перед кем не собираюсь каяться, – вдруг перебила Яна. – Я никого не убила, ничего не украла. Я не стреляла в людей! Мне не нужны ваши проповеди и прощения грехов!

Она резко повернулась и выбежала из храма, не заметив, что упала на пол ее черная косынка.

Иван дернулся было вслед за ней, поднял косынку, но догонять не стал. Косынка была молодежная – с черепами и костями.

Сергий проводил ее взглядом.

– Бес в ней сидит… и гложет ее.

– Что ж мне с ней делать?

Родин скомкал косынку, сунул в карман.

– Ее спасет только твоя любовь.

– Где ж ее взять, столько любви? – нахмурился Родин. – Если одна досада осталась?

– Отвези ее, Иван Родионович, в глухую деревню, – неожиданно сказал Сергий – и поживи там с ней…

Жизнь на веревке

Яна позвонила первой. Сказала «привет», надолго замолчала, потом попросила простить ее за несдержанную выходку. Иван тоже выдержал паузу, пообещал, но с условием, что она выполнит его просьбу. Яна стала выпытывать, но Иван был тверд, как сверло, и «бурил», куда и нацелил.

Яна обозвала его «узурпатором» и после затяжного вздоха дала слово.