– Почему бы не плакать, если грустно? – многозначительно говорю я.
Джон забирает свой телефон и что-то печатает.
– Раз уж вы разрешаете мне использовать телефон, – говорит он, – есть кое-что еще, что я хочу вам показать.
Теперь, когда я видела его жену, дочерей, собаку и погибшего сына, мне интересно, чем еще он хочет поделиться.
– Вот, – говорит он, протягивая руку ко мне. Я беру телефон и узнаю страницу сайта
– Прочитайте последний параграф, – говорит он.
Я проматываю до конца, где критик поэтично высказывается о направлении, которое приняло шоу. Главный герой, пишет автор, начал проявлять проблески своей глубинной человечности, не теряя остроты характера, и это делает его более интересным. Отблески его сочувствия – восхитительный сюжетный поворот. Если раньше зрителей приковывало его извращенное отсутствие уважения к другим, утверждает критик, то теперь мы не можем оторваться от того, как он пытается согласовать это с тем, что спрятано глубоко внутри. Рецензия заканчивается вопросом: «Что еще мы обнаружим, если он продолжит раскрываться?»
Я отрываюсь от телефона и улыбаюсь Джону.
– Я согласна, – говорю я. – Особенно с вопросом, поставленным в конце.
– Симпатичная рецензия, да? – говорит он.
– Да, и не только.
– Нет-нет, не начинайте делать вид, будто мы снова говорим обо мне. Это
– Хорошо, – говорю я.
– Отлично, – говорит он. – Давайте на этом и остановимся.
Я ловлю взгляд Джона.
– Почему вы решили мне это показать?
Он смотрит на меня, как на идиотку.
– Потому что это отличная рецензия! Это же
– Но почему именно этот параграф?
– Потому что это означает, что мы далеко пойдем. Раз этот сезон так хорошо принимают, канал не сможет не дать нам новую сделку.
Я думаю о том, как трудно Джону чувствовать себя уязвимым. Какой стыд и зависимость он испытывает в такие моменты. Как пугающе выглядит эта связь.
– Ладно, – говорю я. – Не терпится увидеть, как
Тело Джона отвечает за него: он краснеет. Пойманный, он краснеет еще сильнее.
– Спасибо, – говорит он.
Я улыбаюсь и встречаюсь с ним взглядом; он смотрит мне в глаза добрых двадцать секунд, прежде чем снова отворачивается. Глядя в пол, он шепчет:
– Спасибо за… ну, в общем. – Он ищет верное слово. – За все.
Мои глаза снова наполняются слезами.
– Всегда пожалуйста, – говорю я.
– Ладно, – говорит Джон, прочищая горло и укладывая свои напедикюренные ноги на диван. – Раз уж мы закончили с прелюдиями, о чем нам теперь разговаривать?
54
Не испорти все
Есть две основных категории людей, которые настолько подавлены, что обдумывают самоубийство. Первые думают:
Рита – из второй категории.
Конечно, история, с которой пациент приходит на психотерапию, может быть не той же самой историей, с которой он живет. То, что было включено в рассказ вначале, может оказаться уже вычеркнутым; то, что осталось в стороне, становится центральной сюжетной линией. Некоторые главные герои становятся второстепенными, некоторые второстепенные персонажи занимают основные позиции. Собственная роль пациента тоже может измениться: от массовки до протагониста, от жертвы к герою.
Через несколько дней после своего семидесятилетия Рита приходит на очередную сессию. Никакого самоубийства. Она приносит мне подарок.
– Это на мой день рождения, но для вас, – говорит она.
Подарок красиво обернут, и она просит меня открыть его при ней. Коробка тяжелая, и я пытаюсь угадать, что внутри. Бутылочки моего любимого чая, который она приметила в моем офисе? Большая книга? Набор гротескных чашек, которые она начала продавать на своем сайте? (Я очень надеюсь на последнее.)
Я разрываю слои оберточной бумаги: на ощупь это что-то керамическое (кружки!), но, вынув этот предмет, я смотрю на Риту и улыбаюсь. Это салфетница, исписанная словами «Рита говорит: “Не испорти все!”». Дизайн одновременно дерзкий и непритязательный – как и сама Рита. Я разворачиваю предмет и замечаю ее фирменный логотип: ИП «Надежда умирает последней».
Я начинаю благодарить ее, но она меня перебивает.