Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя

– Ой, да ладно, – говорит он. – Всех заботит то шоу, которое мы показываем.

– Думаете, меня заботит?

Джон вздыхает.

– Вы мой психотерапевт.

Я пожимаю плечами. И что?

Джон расслабляется на кушетке.

– Когда я катался по полу со своей семьей, – говорит он, – меня посетила максимально странная мысль. Я подумал, что мне хотелось бы, чтобы вы нас увидели. Чтобы вы увидели меня в эту конкретную минуту, потому что я чувствовал себя как совершенно другой человек, которого вы не слишком знаете. Потому что здесь, знаете, у нас сплошной тлен и уныние. Но по пути сюда сегодня я подумал: возможно, она знает. Возможно, у вас есть что-то вроде психотерапевтического шестого чувства, и вы видите людей насквозь. Потому что – и я не уверен, это из-за ваших надоедливых вопросов или садистских молчаний – мне кажется, вы меня понимаете. И я не хочу, чтобы вы сейчас собой чересчур возгордились, но мне кажется, вы составили более полную картину моей настоящей человеческой сущности, чем кто-либо еще в моей жизни.

Я в таком шоке, что не могу произнести ни слова. Мне хочется сказать Джону, как я тронута – не только его чувствами, но и его готовностью рассказать мне о них. Мне хочется сказать ему, что, кажется, я никогда не забуду эту минуту, но до того, как мой голос возвращается, Джон восклицает:

– Бога ради, не начинайте, мать вашу, снова рыдать передо мной!

Я хихикаю, и Джон тоже. А потом я говорю ему то, что не смогла сказать минуту назад, сидя с комом в горле. Теперь у Джона глаза на мокром месте. Я вспоминаю одну из предыдущих сессий, когда Джон сказал, что Марго всегда плачет, и я предположила, что она плачет за них обоих. Может быть, вы позволите Марго плакать, предложила я тогда, а заодно и себе тоже. Джон не был готов к тому, чтобы Марго увидела его плачущим. Момент был не тот. Но учитывая, что я видела его слезы, я возлагала большие надежды на их семейную психотерапию.

Джон вытирает слезы.

– Видите? – говорит он. – Моя гребаная человеческая сущность.

– Она великолепна, – говорю я.

Мы так и не открыли пакет из китайского ресторана. Нам больше не нужна еда между нами.

Несколько недель спустя я лежу дома на диване и рыдаю, как ребенок. Я смотрю сериал Джона, и социопатический персонаж, который становится все мягче, разговаривает с братом – человеком, о существовании которого мы не знали вплоть до пары последних эпизодов. Герой и его брат, по всей видимости, не общаются, и из флешбэков зритель узнает причину: брат винит социопатического персонажа в смерти его сына.

Это душераздирающая сцена, и я думаю о детской мечте Джона стать психиатром, а также о том, как его способность уловить боль превратила его в такого сильного автора. Это дар боли после смерти матери или после смерти Гейба? Или это наследие тех отношений, что были у них с Джоном при жизни?

Успех и потери. Потери и успех. Что первично?

На нашей следующей сессии Джон расскажет мне, что он смотрел этот эпизод с Марго и что они обсудили его с семейным психотерапевтом, который пока что выглядит «не полным идиотом». Он расскажет мне, что, когда эпизод начался, они с Марго сидели каждый сам по себе, на разных концах дивана. Но когда на экране замелькали флешбэки, что-то подтолкуло его – был ли это инстинкт, любовь или все вместе – подвинуться вправо к ней. Их ноги соприкоснулись, и он обвил ее ноги своими, пока они оба всхлипывали над этой сценой. Когда он будет рассказывать мне об этом, я буду вспоминать, как далеко от Уэнделла я села в нашу самую первую встречу и как много времени мне понадобилось, чтобы наконец почувствовать себя достаточно комфортно и подвинуться ближе. Джон добавит, что я была права – что и правда нет ничего плохого в том, чтобы плакать вместе с Марго, и что они не утонули в потоке слез, а благополучно выплыли на берег.

Когда он будет это говорить, я представлю себя, Джона, Марго и множество зрителей по всему миру, лежащих на своих диванах, раскрывшихся благодаря его словам. И я подумаю, как Джон сделал так, что все мы не видим в слезах ничего плохого.

57 Уэнделл

– Я назову вас Уэнделлом, – говорю я своему психотерапевту, чье настоящее имя, должна признаться, на самом деле не Уэнделл.

Я только что сделала объявление: я снова начала писать что-то вроде книги, и он – мой психотерапевт, ныне носящий имя «Уэнделл» – играет в ней важную роль.

Я объясняю, что не планировала такого. Но за неделю до этого меня словно гравитацией притянуло к рабочему столу: я включила ноутбук, открыла новый документ и несколько часов писала, как будто во мне прорвало плотину. Я снова чувствовала себя собой, но по-другому – более свободной, более расслабленной, более живой; я испытывала то, что психолог Михай Чиксентмихайи называет «потоком». Только начав зевать, я оторвалась от компьютера, увидела, который час, и поползла в кровать. Я устала, но в каком-то энергетическом смысле, и была готова отдыхать после подобного пробуждения.