Ситуация запутывалась. Во ВГИКе, конечно, много чего было, но, скорее, на актерском и киноведческом. И на экономическом. Ну хорошо – на художественном и сценарном. Ну и на находящейся рядом Киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького, где мы проходили практику. Но в библиотеке?! Не было. Сто процентов – не было. Книги брал и читал. Библиотекаршу – нет. Я бы помнил. Нереально! Я представил себя между вибрирующих стеллажей, падающих на пол книг по истории кино вперемежку с полным собранием сочинений Ленина и подшивкой журнала «Советский Экран» на полу… Не было. Мамой клянусь! Нет, на всякий случай не буду, хотя уверен.
– Мне кажется, что бабушка наверное шутила или ошибается…
– Моя бабушка никогда не ошибается! – молодой человек, кажется, слегка обиделся. – И я не ошибаюсь.
И показав пальцем на экран с моей физиономией, твердо добавил:
– Вы же Карен Шахназаров?
Меня перевернуло от смеха в воздухе, как будто я прыгнул на олимпийских играх через козла. Мгновенно отпал Paramount с фестивальной дорожкой в Каннах, Голливуд и Оскар ушли навсегда из восстановленного сознания, полностью вернулась спасительная вековая генетическая самоирония.
– Нет, дорогой, я не он. Бабушка ваша давала кому-то другому книги и подшивки. Может быть, и Карену Шахназарову, но точно не мне. Я бы на вашем месте проверил бы родство. По росту так вы просто его наследник…
А уже через несколько минут я стоял перед экраном «Октября», смотрел на полный кинозал и корчился от смеха. Съемочная группа, которой я успел все рассказать до выхода, – тоже. Глядя на сцену, зал наверное считал, что Говорухин снял не суперский черно-белый триллер в стиле шестидесятых, а несвойственную ему комедию положений.
Когда режиссер представлял группу и вызвал меня, то на позывные «Александр Добровинский» я даже не шелохнулся. Очевидно, ждал, что меня «кареннозашахназарят»… Продюсер Катька (тоже подруга по институту) просто вытолкнула меня вперед… Корчась в судорогах, я сделал два шага к рампе и поклонился. Разогнуться сил не было…
Через недели две, в воскресенье, в двенадцать ночи, позвонил известный чиновник.
– Александр Андреевич! Очень прошу вас немедленно увидеться со мной. Я в пивном баре «Жигули», рядом с вашим домом. Мне сказали, что не сегодня – завтра меня арестуют. Нужно поговорить. Приходите. Умоляю. Только чтобы вас не узнали. На всякий случай.
Я оделся: кожаная куртка, вязаная шапочка на глаза, джинсы, казаки на ногах, затемненные стекла очков на пол лица, небритая с пятницы рожа. Джессика перестала рычать на незнакомца только после того, как меня понюхала.
Чиновник сидел лицом к выходу и торопливо рассказывал мне свою историю.
Вдруг бюрократическая нижняя челюсть резко отвалилась вниз, и здоровенная жвачка бултыхнулась в находящееся под ней пиво.
– Все. Берут. – Сказал Николай Васильевич. – Жене помогите. Очень прошу.
Я оглянулся.
К нашему столу действительно направлялись три молодых человека в черных куртках. Первый из них на весу доставал из худенькой папки какую-то бумагу, очевидно, постановление об аресте. Остальные двигались молча и ничего не говорили. В общем, как это часто бывает при задержании в публичных местах. Вероятно, застенчивая и вежливая группа захвата в масках осталась ждать на улице. Выход из «Жигулей» все равно был один.
Подойдя к нашему столу, первый молодой человек, посмотрев на меня, протянул листок бумаги и заискивающе сказал:
– Уважаемый господин Добровинский! Мы студенты юрфака МГУ. Можно ваш автограф и несколько слов пожеланий для группы? Вы как адвокат – наш кумир! Нам всем будет очень приятно.
Ребята сзади согласно закивали, улыбаясь…
Сидящий напротив меня чиновник вылавливал вилкой жвачку, пока я писал что-то милым ребятам.
– Я эту народную любовь, Александр Андреевич, в гробу видел. Чуть инфаркт не схлопотал. Чтоб им ни дна, ни покрышки, вашим студентам…
А почему нет? Это же хорошо, когда на улице люди узнают известного адвоката… Мне нравится!
Красные фонари
Из всех гостей более-менее трезвым оставался я, пара официантов и собака Тобик. Нельзя сказать, что все остальные были «в сосиску». Конечно, нет. Просто подрывной процесс печени явно перевалил за экватор. «Самое время заняться «вуайеризмом», – решил я, погружаясь в созерцание. Девушка Инна, пристегнувшаяся ко мне как-то сама по себе на уютном диване, намекала на прелести нашей предстоящей жизни и так увлеченно о чем-то говорила, что собеседник ей был не нужен. Пауза наступала, только когда к ней в рот попадало что-то инородное, требующее глотательных движений: закуски или шампанское. Короче говоря, собеседник ей был не нужен, и я был абсолютно свободен.