Вы. Мы. Они. Истории из обычной необычной жизни

Российский рынок очень интересен. Вдобавок месье Дюбуа любит все русское. Компании больше сорока лет. Как начинал? Очень просто. Когда-то у него был маленький двухзвездочный отель, и он решил поставить у себя автомат. Купил старый, который продавал шоколадки, переделал его и начал продавать пиво, маленькие бутылочки коньяка, виски, кальвадоса, чипсы и прочую дребедень. Потом пошло-поехало. Правда, дети делом не интересуются. Старший – музыкант, а дочка – мама четырех детей и вообще ничего больше знать не хочет, кроме того, как бы держать своего мужа за… «Есть такое выражение по-русски? Ах есть! Как интересно. А обозначает то же самое? А вы? Бизнесмен? Наверное, нефтяник, раз летаете своим самолетом? У меня Gulfstream. А у вас?»

«Нет, я не бизнесмен. Адвокат. Коллекционер. Писатель. Радиоведущий. Гольфист. Актер кино. Завкафедрой. Дизайнер. Лектор. Наверняка что-то забыл. Самолет клиента. Лечу по его делам в Англию. Сам жил в Париже много лет. И даже работал в маленьком отеле. Когда? В середине семидесятых. Можно сказать, был почти вашим коллегой. Нет, что вы. Я не пью. Извините и спасибо. А это… Долгая история. Правда интересно? Между прочим, все началось из-за коммунистической партии и любви женщины к любви…»

…Жарким молодым июльским утром я возвращался пешком от любимой девушки по стройным улицам Парижа. Денег на метро не было, да и летний «Город Света» стоил того, чтобы его рассматривать более пристально. День начинался очень по-французски: с любви, чашки крепкого кофе и половины круассана. Я встречался с самой красивой девушкой в мире и писал книгу «Русские частушки и поговорки в переводе с французского языка». Короче, мир середины семидесятых принадлежал мне. Перекладывая в голове народное творчество в виде таких красивейших строчек: «Ничего я не боюсь. Я на Фурцевой женюсь. Буду щупать сиськи я самые марксистския!», я мистическим образом зачем-то сбавил шаг около метро Vaugirard. Как раз в этот момент ко мне неожиданно обратилась улыбающаяся тетка с кипой газет-толстушек в руке и сказала:

– Воскресный выпуск коммунистической газеты L’Humanité! Месье, возьмите, всего три франка, там вся правда о том, как нас угнетают капиталисты, как на рабочем классе наживаются банкиры и политики. А еще там кроссворды и отдельная брошюра про футбол. Всего три франка.

Если денег у меня не было вообще, то времени у меня было немерено. Кроме того, я был новоиспеченным эмигрантом и поэтому считал, что с полным основанием могу вступить с толстухой в перепалку.

– Вот вы раздаете газеты, а вы знаете, что такое железный занавес? А комсомольские собрания, на которые надо ходить в обязательном порядке? А…

Тетка смотрела на меня, как на психа, но меня несло все дальше и дальше. Через пять минут я решил устроить перерыв и закурил Gitanes.

– Бедный мальчик… – неожиданно сказала женщина с газетами, успев вставиться в перерыв. – А что ты делаешь в Париже?

– Ничего. К сожалению, ничего. Ищу работу. Любую.

– Послушай, я работаю горничной в маленьком отеле, здесь, через дорогу. Рядом. Хозяева, милые люди, ищут ночного портье. Работа с восьми вечера до семи утра. Отель для бедных приезжих и командированных. Прямо напротив русской церкви. В основном все к одиннадцати вечера ложатся спать. Закрываешь дверь и сам спишь на диване. Ну по телефону надо соединить кого-нибудь раза два за ночь, и то редко. Один выходной по понедельникам. Платят не ахти, но это же работа! А дальше посмотрим. Я еще спрошу у себя в партячейке, может, кто что знает. Интересно? Если да, постой со мной полчаса: мне надо еще несколько газет продать, и я тебя угощу кофейком. Идет?

Такого поворота событий я никак не ожидал. Поблагодарив средней прекрасности незнакомку, я забрал у нее половину идиотских газет и, обладая все-таки генетической закалкой продавца не важно чего, начал втюхивать печатную продукцию проходящим мимо людям. Попытка донести до отдельно взятого представителя коммунистической партии краткий смысл борьбы Советского Союза за мир и дружбу между народами отечественной частушкой: «С неба звездочка упала прямо милому в штаны. Чтоб ему там все порвало – лишь бы не было войны!» не увенчалась успехом. Мой личный перевод был труден для понимания представительнице левого движения: «С созвездий в панталоны упала этуаль. Война мне не любима. Я на нее насраль!» Но еще через час я был принят на работу очаровательной парой хозяев, которые заправляли маленьким отелем на Rue Pétel прямо напротив русской церквушки.

Допотопный телефонный коннектор из тридцатых годов меня совершенно потряс. Он работал с проводами и гнездами и стал для меня настоящей игрушкой. Такое впечатление, что я был молодым очкариком-революционером, захватившим одновременно телеграф и телефон в бурлящем Петрограде.