Научные сообщества тоже добиваются качества путем кооперативного процесса, включающего сдержки и балансы, а в конечном счете — основывающегося на фундаменте доброжелательности и слепой элитарности (слепой в том смысле, что в идеале каждый может войти в элиту, но только на основании достижений). Система постоянных должностей и многие другие аспекты академического мира придуманы для поддержки идеи важности отдельных исследователей, а не коллективного процесса.
Да, было много скандалов в правительстве, академических кругах и прессе. Не существует идеальных механизмов. Но мы все еще здесь, и мы получили блага от всех этих институтов. Конечно, мы знаем кучу плохих репортеров, обманувшихся ученых, некомпетентных бюрократов и т. д. Способен ли коллективный разум помочь удержать их под контролем? Ответ, полученный в экспериментах эпохи до Интернета — да, но лишь в том случае, если в цикл встроен механизм обработки сигналов.
Обработка сигналов — это такой цилиндр фокусника, которым инженеры пользуются, чтобы управлять потоками информации. Распространенный пример — способ, которым вы можете выставить уровни высоких и низких частот аудиосигнала. Приглушая высокие, вы уменьшаете количество энергии, идущей на производство высоких частот, которые представляют собой более плотные и короткие звуковые волны. Аналогично, повышая басы, вы усиливаете самые широкие звуковые волны.
Некоторые из наиболее успешных механизмов регулирования коллективов в мире до Интернета можно описать метафорами контроля высоких и низких частот. Например, что делать, если коллектив нервничает и движется слишком быстро, с нарочитой готовностью, вместо того чтобы успокоиться и выдать устойчивый ответ? Такое, к примеру, случается на наиболее активных страницах «Википедии» или во время некоторых спекулятивных паник на открытых рынках.
Одной из функций, выполняемых типичной демократией, является функция фильтра низких частот, что равносильно увеличению уровня басов и понижению уровня высоких частот. Представьте нервные метания, если бы «Вики» позволили писать законы. Даже подумать страшно. Сверхэнергичные люди боролись бы за изменение текста налогового кодекса неистово и бесконечно. Интернет превратился бы в болото.
Хоть и не окончательно, но этого хаоса можно избежать обычным способом, замедлив процессы выборов и судебных разбирательств. Как с басами. Успокаивающий эффект упорядоченной демократии дает больше, чем сглаживание аристотелевской борьбы за консенсус. Он также уменьшает потенциал неожиданного перехода коллектива в перевозбужденное состояние, когда слишком много быстрых изменений приводят к тому, что они перестают нивелировать друг друга.
Так, фондовые рынки могут принять автоматические остановки торгов, если цена или объемы торгов меняются слишком резко. (В гл. 6 я расскажу о том, как идеологи Кремниевой долины недавно сыграли роль в убеждении Уолл-стрит в том, что можно обойтись без некоторых из таких сдерживающих толпу механизмов, и о катастрофических последствиях этого.)
«Википедия» была вынуждена наложить грубый фильтр низких частот на самые неустойчивые статьи, такие как «Президент Джордж Буш-младший». Теперь есть лимит, как часто отдельный человек может удалять фрагменты чьего-то текста. Подозреваю, что такого рода изменения в конечном счете станут примерным отражением демократии, какой она была до появления Интернета.
Но существует и обратная проблема. Коллективный разум может двигаться в правильном направлении, но слишком медленно. Иногда коллективы, если им дать достаточно времени, будут добиваться выдающихся результатов, но порой времени просто нет. Проблема вроде глобального потепления могла бы быть автоматически решена, если бы рынок имел достаточно времени. (Например, возросли бы ставки страхования.) Увы, в этом случае, похоже, времени нет, потому что рыночные переговоры затрудняются влиянием эффекта существующих инвестиций. Следовательно, должен вмешаться какой-то другой процесс, такой как политика, порожденная отдельными личностями.
Еще один пример медленного коллективного разума: за тысячелетия до того как появилось четкое понимание, как основывать свою деятельность на опыте, до того как мы узнали, как создавать техническую литературу, одобренную равными, и строить на ней образование, и до того, как появился эффективный рынок для определения ценности изобретений, было разработано множество технологий — но очень медленно.
Решающим фактором современности является то, что структура и ограничения, а не только чистая открытость и уступки коллективному были частью процесса, ускорившего технологическое развитие. Эту идею мы рассмотрим в гл. 10.
Эффект «мудрости толпы» надо рассматривать как инструмент. А ценность инструмента определяется его полезностью в выполнении поставленной задачи. Восхваление инструмента никогда не может быть самоцелью. К сожалению, ноосферианцы и идеологи упрощенного понимания свободных рынков сообща разводят неоправданные сантименты в отношении избранных любимых инструментов.