Вы замужем за психопатом? (сборник)

Я закрыла журнал и уставилась на овальный узор на мраморном полу, он повторялся на нем, как на трафарете, и у меня стала кружиться голова. Не сходя с кресла, я перечитала текст и, честно говоря, не знала, как к нему отнестись: должна ли я была смеяться после этого весьма актуального опуса, написание которого наверняка имело для моей дочери терапевтический эффект, или мне нужно было сожалеть, что в общем-то сугубо личная история оказалась растиражированной в каком количестве? Пяти, десяти, пятнадцати тысяч экземпляров? Это правда, что я не питала особой нежности к Симону и эпизод на даче лишь выкристаллизовал это чувство (впрочем, задавалась я вопросом, уж если Ребекка взялась описывать проступки Симона, почему она не включила и тот злополучный день?), однако, с другой стороны, какой был смысл возвращаться к истории, которая завершилась больше, чем полтора года назад? И еще один вопрос вертелся у меня в голове: почему она позвонила своей подруге, а не своей маме, когда Симон бросил ее в последнюю минуту? Сердце мое сжималось в груди.

Посетители вываливались из актового зала и устремлялись через коридор в холл, где сбивались в кучу перед крутящимися дверьми, чтобы затем исчезнуть в неизвестном направлении. Я посмотрела на часы: стрелки показывали четверть восьмого. Я вернулась в актовый зал. «Что ж, – уговаривала я себя, – если ей нужно было выпустить пар, то…» Около бара щебетала группка девиц, все, как одна, одетые в платья с вырезом, отделанным зеленым кружевом, наподобие той, что встречала меня при входе. Сотрудников осталось немного, и я легко заприметила Ребекку: она стояла в компании нескольких человек около окон с тяжелыми шторами. Она рассеянно теребила кисть шторы и, казалось, не вникала в разговор.

* * *

В такси, мчавшемся по ул. Шербрук по направлению к авеню дю Парк, Ребекка высморкалась и положила мне на колени экземпляр «Пандоры».

– Мне хотелось сделать тебе сюрприз! – сказала она. – Поэтому я и решила, что лучше нам с тобой сегодня вечером побыть вдвоем. Отпразднуем выход материала, в котором я впервые рассказала о своем, личном. Он все же оригинальнее предыдущих, а?

По радио передавали хоккейный матч. Я задумалась на несколько секунд.

– А твой роман о мадемуазель Анне и ее школе в Новой Франции? Ты его забросила?

Ребекка расхохоталась, и наши с шофером взгляды встретились в этот момент в зеркале такси.

– Мамочка, я тебя умоляю! – выдохнула наконец Ребекка.

– Что?

– Когда мне захотелось написать тот роман, мне было двадцать. Вот глупость была, а?.. У меня в ту пору мозги были заморочены «Девушками из Калеба»[12].

Скроив кислую мину, Ребекка отвернула голову и уставилась в окно. Мне стало ясно, что наше общение временно прервано. Такое, в сущности, случалось с Ребеккой нередко, когда мы оказывались с ней вдвоем. Вначале все шло хорошо, и она была в веселом настроении. Потом вдруг ни с того ни с сего, чаще всего когда заходила речь о чем-то, что касалось ее лично, а порой безо всякой причины, она становилась чужой, далекой, отстраненной, и у меня возникало впечатление, что она начинала смотреть на меня свысока, поскольку все, что я ни говорила, вызывало у нее лишь цоканье языком или вздохи. «Я не понимаю, в какой момент ее замыкает», – часто делилась я своими тревогами с Пьером. «Да она просто манипулирует тобой», – отвечал он, вызывая во мне неприятные чувства. Что он мог понимать в этом во всем? До знакомства со мной он был дважды женат, но детей так и не завел. Но правдой было и то, что, когда Ребекка уходила в себя, я невольно начинала думать, что не оправдала ее ожиданий, и это меня каждый раз огорчало.

Неоновые вывески магазинов на тротуарах ул. Шербрук отбрасывали бледный свет. Я подумала: а с каких это пор Ребекка разлюбила «Девушек из Калеба», эту чудную трилогию, два первых тома которой я подарила ей на Рождество много лет назад? Запершись тогда в своей комнате, она проглотила их в считанные дни. И вот еще воспоминание: Валери, Ребекка и я долгими зимними вечерами сидим все вместе перед горящим камином и наслаждаемся телеэкранизацией романа. Даже Жан-Клод, если не задерживался на работе, присоединялся к нам. Поскольку мой муж провел детство в сельской местности, ему особенно нравилась фактура фильма: дремучие леса, снежные просторы, спящее поле, домашние животные на ферме, сбор урожая – все это вызывало в нем ностальгию, которую мне трудно было понять: в возрасте восемнадцати лет он отчалил из отчего дома и больше туда уже не возвращался, если не считать его последнего пути.

Вдруг такси резко затормозило. Мы с Ребеккой вцепились в сиденье. Шофер выругался в адрес машины, которая подрезала нам дорогу. Я разгладила свое платье по бокам, и Ребекка повернулась ко мне, на ее лице уже не было обиды.

– Ты, мамочка, вполне можешь признаться, что считаешь мой текст глупым, и все тут. Тебе он и не обязан нравиться.

– Я-то считаю, что написано очень хорошо. Он, как это говорится? Убойный?

– Забойный.