Выбери меня

— Я рада это слышать, — усмехнулась Северина. — Но должна напомнить тебе одну общеизвестную истину. Чтобы делать серьезную карьеру в политике, нужно избегать компрометирующих ситуаций.

— Угу… — кивнул Чуткий. — И что?

— А то, что любовница — это компромат, — пристально глядя ему в глаза, сказала она.

Сначала Чуткий закашлялся, а потом прохрипел:

— Севушка, к чему этот разговор? Я имею любовницу пятнадцать лет. И ни одна собака об этом не пронюхала и ничего мне не предъявила. Что изменится, если я стану депутатом?

— Васенька, иногда ты рассуждаешь, как маленький мальчик, — огорченно вздохнула Северина. — До той поры, пока ты не сядешь в думское кресло, тебя незачем компрометировать. Неужели ты этого не понимаешь? Ты занимаешь определенную нишу в бизнесе, но, извини, сейчас ты почти никому не мешаешь. Другое дело, когда у тебя и твоей партии появятся голоса в парламенте. При твоем размахе и амбициях ты для многих станешь костью в горле. Вот тогда все и начнется.

— Ну, это случится не сразу, — улыбнулся Чуткий.

— Неважно, — упорствовала она. — Но рано или поздно случится. Ты не думай, что мне нужен штамп в паспорте, плевать я на него хотела. Я беспокоюсь исключительно о тебе. Если будет нужно для дела, я перестану с тобой встречаться. Но я этого не хочу.

— Я тоже этого не хочу, любимая, — сказал Чуткий. — Но развестись с женой не могу.

— Из-за денег? — ухмыльнулась Бурковская.

Василий отложил приборы в сторону и тяжело вздохнул.

— Послушай, Севушка. Мы никогда об этом не говорили подробно и откровенно. Если хочешь, давай поговорим. Но я не уверен, что у нас обоих после этого не испортится настроение.

— У меня не испортится настроение, если ты мне объяснишь причины невозможности развода, и эти причины будут объективными, — сказала Бурковская. — Я умею принимать чужие аргументы.

— Аргументы? — воскликнул Чуткий. — Ты думаешь, наверное, что все упирается в деньги. Да, деньги — это серьезно. При разводе она имеет право на половину нашего общего состояния. Оно не столь велико по меркам серьезного делового человека, но все же. Чтобы расстаться с женой, мне придется вытаскивать деньги из оборота. Ясное дело, я этого не хочу. Ты знаешь, как я женился, и можешь считать меня исключительно меркантильным человеком, не имеющим ничего святого за душой. Возможно, когда-то я таким и был. Но сейчас меня останавливает совсем другое обстоятельство.

— Какое же? — холодно спросила она.

— Жалость… — выдохнул он.

— Что? — Бурковская отлично изучила Чуткого за эти пятнадцать лет. Она прекрасно знала, что никогда он не испытывал ни к кому никакой жалости. Да, себя он иногда жалел. Но чтобы другого?! — Вася, я не ослышалась? Ты жалеешь свою жену, которую называешь дурищей, бабищей, уродиной? Которую не ставишь в грош, о которую ноги вытираешь?

— Знаешь, — снова вздохнул он и потянулся за пирожками, а потом раздумал их брать, — мне лучше было бы ее убить, чтоб не мучилась. Разведись я с ней, она ведь просто наложит на себя руки. Я виноват перед ней. Родители спихнули ее мне и дали полцарства в придачу. Как ты думаешь, каково ей было в такой ситуации? Ответь, Северина! Представь себя на ее месте.

Чуткий редко называл ее полным именем, и она вздрогнула.

— На ее месте? — пробормотала она. — Если бы я знала, что человек, которому меня спихнули, меня не любит? Я бы не жила с ним ни дня.

— А если бы это был я? — усмехнулся Чуткий. — Если бы ты любила этого человека?

— Ты научился таким штукам у меня! — воскликнула она.

— Конечно, — кивнул он. — У моей жены своя жизнь. Свой взгляд на мир. Как это называется? Свое мировоззрение, вот. Она догадывается, что я ее не люблю. Но кроме меня, у нее никого нет. Что прикажешь ей делать?

— Она взрослый человек, — с бессильной яростью произнесла Северина. — Пусть делает то, что считает нужным. Как она вообще терпит, когда ты не ночуешь дома?

— Сивка, уймись, — проворчал Чуткий.

Черт возьми, так он ее еще никогда не называл!

— Хорошо, — сказала она. — Только не говори потом, что я тебя не предупреждала. Даже если ты меня бросишь перед тем, как сядешь в Думе, все равно компромат выплывет.

— Послушай, — устало проговорил он. — Это здорово смахивает на шантаж. Ты меня предашь?

— Ты с ней не разведешься?

— Пока она жива, нет…

Северина снова вздрогнула. Что-то ей такое померещилось в этих словах…

Ночью Чуткий был страстен, как всегда. Но когда после бурных ласк он захрапел, уткнувшись в подушку, Бурковской пришла в голову простая, ясная мысль: он скорее убьет ее, Северину, нежели разведется со своей женой.

22. Помнишь ли ты, как мы с тобой…

Оксана Полуянова встретила Пирогова возле запертой двери агентства «Гоголь». Только что пробила пушка на Петропавловке. «Она бы еще в десять заявилась», — безучастно подумал Игорь, доставая из кармана связку ключей. Впрочем, второй, уже менее сонной мыслью, была такая: «А вдруг она и заявилась в десять?»

— Я вас уже двадцать минут жду! — возмущенно встретила Оксана главу детективной конторы, и он почему-то сразу успокоился. Ничего, перебьется. Некоторые его и дольше ждут.