Клянусь, на Земле я никогда не слышала такого громкого раскатистого хохота. Смеялись все: сам старейшина, его помощники и подошедшая Умай, чуть не разлившая напиток из кувшина, и едва не уронив сладости на подносе, который она принесла. Отсмеявшись, Винтегирел вытер платком слезы, подошел к окну, глубоко вдохнув свежий воздух повернулся, и весело прогрохотал: «Вот спасибо, дочка, давно я так не смеялся! Ну что ж. Давай начнем с самого начала. Расскажи нам, откуда ты, каков твой мир, что произошло с тобой. Да не бойся, ничего тебе не грозит. Ты теперь одна из нас. И секретов от тебя у нас никаких нет».
Говорили мы долго. Я рассказала про волны катастроф, погрузивших человечество в хаос, тяжелые годы восстановления, про установки выживших, генетическое и репродуктивное насилие, наконец, дело дошло до аномалии. Ликай с Фарелом что-то постоянно записывали, Умай уже несколько раз бегала на кухню за перекусами, пришедшая Лайна сидела с приоткрытым от удивления ртом. Они все слушали меня, я видела сочувствие и понимание в их глазах, это было так непередаваемо и непривычно. Не нужно было себя контролировать, выбирать каждое слово, переживать о правильности и всякой ерунде. Я просто говорила. Изливала душу, делилась болью. И их глаза светились теплом и участием. Когда я закончила, солнце давно село, а в душе больше не осталось ни одного болезненного комочка, я выплакала их все. «Бедняжка ты моя, – послышался всхлип Умай, но теперь-то уж все будет хорошо, поверь мне!» Лайна сидела, выпучив свои огромные черные глазищи, в которых стояли неподдельные слезы. Лица Фарела и Ликая были сосредоточенными и серьезными. Лишь по лицу Винтегирела ничего понять было невозможно. Он будто что-то обдумывал глубоко внутри, что-то просчитывал. Затем тихо спросил: «Значит, веточка… Как ты говоришь, твоя фамилия?»