Но сестра не была бы крови Гаевских, если бы не перла, как танк.
– Макс, ты ее любишь? Я ведь вижу, что да.
– Люблю.
– Тогда почему не борешься?
– Потому что она не любит, – отвечаю, даже не задумываясь, потому что в своей голове я уже сотни раз задавал себе этот вопрос и ровно столько же давал себе такой ответ. Но девушку это явно не впечатлило. Я слышу смешок. А затем еще один, который перерастает в тихий и искренний смех. Оборачиваюсь и встречаюсь с отнюдь неулыбающимися глазами Таши, тогда как губы ее веселятся.
– Что смешного?
– Ты никогда не понимал женщин, Гай!
– Словно вас вообще возможно понять.
– То есть ты правда думаешь, что она вот этого своего, – неопределенно машет рукой сестричка, – зеленого пацана любит? Ты дурак, – встает с места и, разводя руками, мельтешит передо мной, смело шлепая босыми ногами по воде. – Нет, правда. Мой тебе вердикт: дурость крайней степени. Смешно же? – ухмыляется Таша, добивая.
– Смешно, – упираю локти в колени и смотрю на собеседницу без грамма веселья.
– Я серьезно.
– Что серьезно?
– Она любит тебя, Гай! Да ты же просто… – машет руками моя экспрессивная сестренка, явно подбирая ругательство покрепче. – Ты просто не видишь. Этого никогда не видно. Со стороны только… глаза, ну же, Гай! Они не врут.
– Таш, хватит. Сядь, – хватаю за запястье девушку, устав от ее мельтешения, но она вырывает руку и замирает прямо передо мной.
– Вот здесь, может, сомнения и есть, – тычет пальчиком в висок. – Но здесь… – упирает ладошку в грудь и упрямо поджимает губы, качая головой.
– Она выбрала его.
– Ты откуда знаешь, что выбрала?
– Потому что я был там, Таша! – поднимаюсь на ноги, вспылив. – Был. Когда она стояла передо мной и, прямо глядя мне в глаза, говорила, что уходит к нему. В аду я видел этот день! Мне никогда в жизни не было так херово, как в тот злосчастный выходной. У меня жизнь рухнула. Поэтому да, Таша, я молчу и буду молчать, потому что она выбрала его.
– Нет!
– Что нет? Что нет?! Может, хватит резать по живому?! – смотрю на раскрасневшееся от злости лицо сестренки. Она явно не собирается сдаваться и словно не слышит меня. – Как я могу пойти против ее выбора? Никак. Это тебе не сказки и не фильмы, Таша. Это реальная, сука, жизнь, – четко проговариваю каждое слово с таким остервенением, чтобы дошло до ее затянутого розовой завесой мозга. – Здесь не всегда бывает счастливый финал.
– Нет, Макс, – морщит носик девушка, отводя взгляд. – Просто ты сдался.
– Нет.
– Да. Я помню того Гая, которого видела в парке, помню того Гая, который звонил мне и спрашивал совета, Гая, который всегда добивается того, чего хочет.
– Она не вещь!
– Ты же видишь, что девчонка чахнет в тех отношениях! Я не знаю, что конкретно между вами произошло, но ты ведь и сам знаешь, что любит.
– И, тем не менее, я был для нее дерьмом, таким всегда и останусь. Нет отношений без доверия и быть не может, а орать из каждого утюга о чувствах я не умею и не привык. Уж простите… – развожу руками.
– Когда ты появился на выставке, я наблюдала за вами из-за угла, – продолжает гнуть свою линию Таша, – она буквально засияла, и да, черт возьми, мне пришлось встрять. Не допустить ваш поцелуй, потому что ее этот мудак вошел в выставочный зал! Я тысячи раз прошу прощения! И тысячи раз жалею, потому что если бы не вмешалась, ты бы сегодня не сидел здесь со мной. А был с ней, Макс! Да что же вы за два упрямца, два труса, которые боятся переступить через свою гордость и сделать шаг!
– Я делал, Таша… – говорю уже спокойней, усмиряя огонь бушующий внутри. – И ни разу я не видел шага с ее стороны. Хватит уже, я тоже не мальчик для битья, у меня тоже есть гордость и предел, – рычу сквозь зубы и отвожу взгляд от хмурой моськи сестренки. – Больше я и пальцем не пошевелю.
– Ты понимаешь, ты перекладываешь все решение за ваше будущее на нее. На эмоциональную, молодую девчонку, которая из-за элементарной обиды может всю свою жизнь чертям под хвост пустить.
– А почему оно должно быть на мне? И, в конце концов, этой эмоциональной девчонке пора взрослеть.
– Ты меня удивляешь, Макс, – вздыхает Таша, качая головой, – ты никогда не был таким.
– Каким?
– Потерянным. И злым, – дует губы сестренка, как когда-то давно в детстве. Я только усмехаюсь и качаю головой. Слов не осталось. Да и сил, откровенно говоря, тоже. Отвожу взгляд и просто молчу. Надоело. Жизнь такая надоела, мысли извечные надоели. Сны, чтоб им пусто было надоели. Может, Таша права? Не знаю. Черт! Отвратительно оказаться вот в такой ситуации, когда просто не видишь выхода.
– Я заберу у тебя тот портрет.
Наконец-то нахожу в себе силы сказать хоть что-то.
– Он главный экспонат на выставке! Макс, нет! – большие, небесно-голубого цвета глаза округляются, и Таша машет головой. – Не отдам.
– Отдашь. Хватит с меня. Осточертело.
– Что это значит?
– Это значит, что каждый из нас будет жить с таким решением, который принял сам. Я уеду. И заберу этот портрет с собой.
– Но…
– Это не обсуждается.