Поддавшись порыву, он присел рядом с ней на колени и мягко отвел с ее лба пряди волос.
Хизер пошевелилась, и Скотт быстро встал, чтобы она не увидела, как он глядит на нее будто малыш, который, прижав нос к стеклу, мечтает о недоступных игрушках. Тут скрипнула сетка, и на крыльцо вышла Кара. Скотт протянул было ей руки, но она побрела прямо к Хизер и забралась к ней на кресло-качалку.
— Мама? — позвала она, хлопая мать по щеке.
Скотт прислонился к перилам крыльца и, глядя, как Кара будит ее, стал ждать, когда Хизер вспылит. Но та не вспылила, а притянула Кару к себе и, пробормотав что-то ласковое, снова уснула с ней на коленях.
Проведя ладонями по лицу, Скотт пошел сперва в душ, а потом в спальню, где застал своего сводного брата врасплох — тот одевался и, стоя еще без футболки, натягивал джинсы. Стоило ему бросить на Скотта всего один взгляд и увидеть, что на нем нет ничего, кроме короткого полотенца на бедрах, и он покраснел.
— Привет, — пробормотал он.
Скотт заметил, что Райлан упорно старается не смотреть на него, и, видимо, дьяволенок у него на плече что-то шепнул ему на ухо. Только так можно было объяснить, почему Скотт стряхнул полотенце на пол и во всей своей ослепительной наготе пошел медленным шагом к комоду, намеренно оставаясь в поле зрения Райлана.
Услышав, как у него перехватило дыхание, Скотт усмехнулся и бросил взгляд за плечо. Райлан стоял, отвернув лицо в сторону. Но недолго. Словно не удержавшись, он украдкой взглянул на него и, столкнувшись взглядом со Скоттом, покраснел еще больше.
Скотт подмигнул ему и, отыскивая в ящике чистые боксеры, задался вопросом, почему покрасневшие щеки сводного брата льстят ему и заводят намного сильнее, чем все взгляды Лизы, когда та беззастенчиво рассматривала его. Его член начал отзываться на смущение Райлана, и, натягивая белье, Скотт незаметно сжал свою плоть. Все его тело звенело. Затрудненное дыхание Райлана словно почесывало ему кожу, вызывая в нем дрожь.
Надев футболку и свободные джинсы, Скотт обернулся и увидел, что Райлан тоже одет и теперь заправляет кровать. На Скотта нахлынули воспоминания — о том, как Райлан жался к нему в темноте… как по его щекам текли слезы обиды за Боба. Скотт подошел к нему сзади, взял за плечи и сжал их.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, — тихо проговорил Райлан, вздохнув. — Спасибо тебе за вчера, за то, что позволил быть рядом, пока я причитал, как дурак.
Скотт снова сжал его плечи.
— Эй. Не извиняйся и не волнуйся. Мы же поддерживаем друг друга, угу?
— И будем всегда, — дал слово Райлан, после чего потрепал его по руке, взял свою камеру и скрылся за дверью.
По какой-то непонятной причине Скотт огорчился, когда он ушел. Ему очень хотелось остановить его, развернуть и обнять. И, может быть, снова поцеловать. Он тряхнул головой. Господи. Да что с ним такое? Может, он как его мать, которая ради повышения самооценки и минутного наслаждения готова испортить любую хорошую вещь? Все это он может получить и от Лизы — причем без ущерба в итоге ни для себя, ни для нее.
Обнимать Райлана, целовать его… ему нельзя было этого делать. И нельзя повторять. Никогда.
Но это казалось таким естественным, правильным и было так хорошо.
***
Зайдя в понедельник в школьный автобус, Райлан не увидел там Габриэля. Его отсутствие встревожило Райлана. А еще это значило, что никто не разрешит ему сесть рядом с собой. Всю дорогу до школы он был вынужден цепляться за спинку чьего-то сиденья, пытаясь устоять на ногах и удержать свои вещи — рюкзак, недоеденный тост и маленький апельсиновый сок.
Автобус подбрасывало на неровной дороге. Тост в кулаке Райлана окончательно раскрошился, а после того, как он выронил сок, Лестер крикнул, чтобы кто-нибудь разрешил ему сесть. Все начали громко ворчать и возмущаться, но в итоге двое человек сели вместе. На освободившееся место Райлан и сел.
На этом веселье, впрочем, не кончилось. Когда все начали высаживаться около школы, Райлана «случайно» толкали, пихали и задевали, пока он, тяжело дыша, в буквальном смысле не вывалился на тротуар. Неужели до его появления, когда он отвлек часть внимания на себя, Габриэль проходил через все это ежедневно? И он еще говорил, что это у Райлана большущие яйца.
Райлан старался не показывать, как их отношение задело его — держал голову высоко поднятой и впивался ногтями в ладони, чтобы сдержать слезы злости. Потянулись бесконечные дневные часы. У него на спине словно нарисовали мишень — все вокруг, будто бы сговорившись, подкалывали его и устраивали разные мелкие гадости, призванные сделать его жизнь максимально несчастной.
Во время обеда, пока он в одиночестве жевал бутерброд и делал домашнее задание по геометрии, рядом с его столом кто-то остановился. Райлан поднял глаза и увидел парня, которого, кажется, звали Паркер.
— Что? — спросил он нетерпеливо, когда Паркер ничего не сказал. — Ну давай уже, обзови меня и иди себе дальше, чтобы я мог закончить обедать, окей?
Паркер оскалился.