У меня отношение к этому всегда одинаковое: организаторы вложили деньги, люди купили билеты. Я не могу всех подвести… и не раз уже приходилось выходить на сцену через день после операции, ехать на эфир с переломом. Подумаешь, ведь можно выбрать такой ракурс, что никто не заметит и не догадается, как ноет все тело.
Так имеет ли право артист не выйти на сцену? И если да, то в каком случае? И может ли он вдруг сказать организатору: я понимаю, мы затратили время, ресурсы, средства. Но душа не лежит. Вот сейчас понимаю, что не хочу, не могу или даже не потяну. Если так скажет, будете ли вы по-прежнему считать его хорошим и порядочным человеком?
Или каждый раз придется выкупать себя, чтобы отпустили? В противном случае оправданием неявки может служить только смерть.
Люди, дорогие мои, вы мне пишете хорошие слова… Я всю жизнь жила, максимально учитывая интересы всех. С самого детства я словно офицер на службе, где очень жесткие правила… Может, я не права? Так разубедите меня или, наоборот, убедите…»
Когда я прочла этот текст, сердце заколотилось сильнее обычного. Я с минуту сидела неподвижно, не понимая, что делать, при этом я была уверена, что просто должна сейчас что-то сделать. В один миг, без раздумий, открыла окошко, где было можно написать личное сообщение Марине.
Не знаю, как долго я просидела перед компьютером, пока пальцы не начали печатать сами:
«Сижу перед открытым для сообщения окошком уже полчаса и туплю… просто туплю. Прочла ваш пост и не знаю, что ответить. Мысли мечутся в голове. Хочу написать, но чувствую, все не то!.. Не то!
Так всегда: чем больше глубина, тем больше одиночество. На глубине совсем не так много рыб. И даже на дне самого теплого, прозрачного моря вода оказывается холодной и темной.
Что сказать человеку, который все знает о чувствах, чести и достоинстве, правде и добре? Наверное, то же самое, что и тому, кто ничего не знает, но нуждается в поддержке. На ум приходит лишь одно: то, что меня лечит, когда невыносимо. Хочется сказать: все пройдет… абсолютно все. Боль сменится радостью, придут понимание и ответы на вопросы, потом снова боль и новые вопросы, и так всегда. И все это вы знаете. Мы, как фениксы, постоянно умираем и возрождаемся.
Хочется искренне поддержать вас, передать много теп- ла, любви и принятия».
Не раздумывая, я кликнула на кнопку «отправить» и выдохнула. Не успев закрыть компьютер, неожиданно получила ответ:
«Ты права, я возрождаюсь… я феникс, и вполне осознанный. И одиночество глубины мне понятно. Спасибо за поддержку… буду рада, если ты будешь говорить со мной вот так, как сейчас, по поводу и без повода… я чувствую от тебя тепло и любовь…»
К моему огромному удивлению, я спросила:
«Марина, скажите, а что произошло, вы в больнице?»
Только отправив это сообщение, подумала: что же ты делаешь? Чего лезешь? Кто тебя просит? Да и вообще, кто ты такая, чтобы вопросы задавать? Честно говоря, я сама не знаю, что произошло, как будто это само собой получилось. Я начала уже себя уговаривать, мол, ну ладно, ну спросила и спросила. К счастью, ее ответ не заставил меня долго переживать.
«Ничего особенного, просто весь год был очень насыщенным, а последний месяц вообще побил все рекорды по количеству мероприятий. На прошлой неделе был запланирован эфир на радио, а в тот день я проснулась с температурой 39 и была совершенно без сил. Позвонила сообщить об этом организатору, а он мне: „Надо же, и у меня температура 38“. Я удивилась и спросила: „Что же делать?“ А он: „Ну, еще утро, а к вечеру оклемаемся, как всегда, и поедем…“
Я не смогла отказать… хотя понимала, что хочу сказать: мне плохо, я никуда не поеду, у меня нет сил ни передвигаться, ни общаться, но потом сама себя уговорила, что и сцена, и эфиры, и зрители обычно меня мобилизируют и действуют благотворно, поэтому ответила: „Хорошо“.
И ты знаешь, буквально через пару часов сердце пошло по какому-то дурацкому эллипсу, пришлось вызывать скорую. Слава богу, она примчалась очень быстро, и добрых два часа врачи не могли привести меня в порядок.
Когда мы уже ехали в реанимацию, внутри крутилась мысль: „Ура! У меня есть УВАЖИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА не ходить на эфир…“»
Я трижды перечитала эти строки, во мне нарастало возмущение, смешанное с отчаянием. Я догадывалась, что организатор этот и был тот самый продюсер из моего «черного списка». Положа руку на сердце, единственное, что бы я хотела сделать в тот момент, это стереть его в порошок! Всплывала в памяти его наглая, лицемерная физиономия. Как же она могла с ним связаться, ведь она такая умная, такая понимающая? Она, как сканер, умеет чувствовать людей. Почему позволяет проделывать с собой такое?
Мне было страшно прямо говорить об этом, и я написала:
«Как же так? Уважительная причина?! То есть вам проще умереть, чем отказаться, когда действительно плохо? А организатор – это ваш продюсер Антон Буравин, верно? А ваш муж, разве он не против таких самоистязаний?»