Выбираю тебя (ЛП)

– Но почему? Мы же друзья. Ты больше не можешь со мной дружить? – Услышав собственные слова, я понимаю, что говорю, как маленький ребенок на детской площадке. Вторая попытка. – Хочешь сказать, что мы больше не друзья?

– Мне нужно идти. Мне жаль. Действительно очень жаль.

Он сбегает, а я остаюсь стоять в полнейшем недоумении.

17

Я медленно бреду по кампусу в свою комнату. Вновь и вновь проигрываю в голове слова Гаррета, но так и не нахожу в них никакого смысла. Почему он оттолкнул меня, когда между нами все так хорошо складывалось?

Вернувшись к себе, я переодеваюсь в спортивную форму. Бег – единственный эффективный способ справиться с обуревающими меня эмоциями. Я мчусь к тропинке, по которой мы с Гарретом бегали несколько недель назад. Заходить в лес одной страшновато, но я все-таки пересиливаю себя. Спустя час я остаюсь совершенно без сил. Возвращаюсь к сеюе, принимаю душ, а затем ложусь в кровать и сплю до утра.

На следующий день я иду на занятия, бегаю, ужинаю с Харпер, выполняю домашнее задание и иду спать. Будто на автопилоте, я следую этому же расписанию и назавтра, и днем позже, затем еще и еще. Втянувшись в рутину, я теряю счет дням, которые постепенно превращаются в недели. Выходные же посвящены уборке и стирке.

Харпер продолжает расспрашивать меня о случившемся между мной и Гарретом, а я отвечаю, что мы просто прекратили общаться. Я не рассказываю ей подробности: не люблю обсуждать с кем-то свои проблемы. Я всегда была такой, даже с друзьями. Просто в какой-то момент поняла, что никому до моих проблем нет дела. У всех свои заботы.

Несмотря на мое молчание, Харпер замечает, что я в депрессии и всячески старается развеселить меня. Зовет пробежаться по магазинам или сходить куда-то поужинать, но у меня нет денег ни на первое, ни на второе. Потом она предлагает мне сыграть в теннис, и я соглашаюсь, но получается у меня, в отличие от нее, из рук вон плохо, поэтому у нас ничего толком не выходит. Боюсь, если в скором времени не выйти из этого грустного и мрачного состояния, то Харпер перестанет со мной общаться, и я потеряю друга.

Вдобавок ко всему, меня все чаще преследует моя мать. Близится годовщина со дня ее смерти, и хотя я не собираюсь сидеть и оплакивать ее, это все же не самый счастливый день в году.

Голос матери у меня в голове продолжает повторять одни и те же слова – «я же тебе говорила». Возможно она была права, когда утверждала, что от парней одни неприятности. Но мне отчаянно хочется, чтобы она ошиблась. В глубине души я знаю, что у нас с Гарретом было нечто настоящее и прекрасное. Я чувствовала себя такой счастливой в тот короткий промежуток времени, что провела с ним. Счастливее, чем когда бы то ни было. Даже если я не смогу быть с ним, то должен быть кто-то, кто сможет подарить мне такое же счастье, какое дарил мне он. Не могут же все мужчины быть плохими. Фрэнк, например, вовсе не плохой. Да и Райан тоже.

Я вижу Гаррета только на занятиях по английскому, но он меня игнорирует. Мы перестали обмениваться дневниками. Дошло до того, что я и сама больше не обращаю на него внимания. Он тоже не смотрит на меня. После случившегося он просто сидит, уткнувшись в свой ноутбук.

После третьего уик-энда хандры, который я провела за уборкой в комнате, я решаю, что наступило время двигаться дальше. Я отказываюсь превращаться в одну из тех девчонок, которые после расставания с парнем на несколько месяцев впадают в депрессию.

Невзирая на произошедшее, мне есть чему радоваться. Стоит ранний октябрь, и листья приобрели невероятные оттенки желтого и оранжевого. Воздух стал прохладным и свежим – то что надо для долгих пробежек. Я отлично успеваю по всем предметам, да и у Фрэнка с Райаном дела тоже идут хорошо. Так что я настроена не тратить время на хандру из-за какого-то дурацкого парня.

Заметив во вторник на английском Гаррета, я, как обычно, не обращаю на него внимания. После занятия, когда я собираюсь уйти, он кладет на мою парту два блокнота – два маленьких зеленых блокнотика, не похожих на те большие голубые тетради, которые дали нам для занятий – а потом быстро встает и выходит до того, как я успеваю его о чем-то спросить. Я запихиваю блокноты в сумку и ухожу домой.

В комнате я плюхаюсь на кровать и открываю один из блокнотов. Внутри я нахожу слова:

«Помнишь, как мы собирались завести дневники, чтобы записывать в них все те мысли, которые не можем произнести вслух? Не знаю, хочешь ли ты этого сейчас, но если да, то он твой. Второй – мой».

Я откладываю блокнот и открываю второй. На первой странице находится запись, которую мы делали для наших дневников по английскому, но вырвали, чтобы профессор Хокинс их не прочел. Я пролистываю ее и читаю вторую страницу.