Выбитый генералитет

Для достижения этой своей предательской цели фашистские заговорщики не стеснялись в выборе средств: они готовили убийства руководителей партии и правительства, проводили всевозможное злостное вредительство в народном хозяйстве и в деле обороны страны, пытались подорвать мощь Красной Армии и подготовить ее к поражению в будущей войне».

И закипели страсти. Газету рвали из рук.

— Это надо же! В гражданскую войну герои, а сейчас — предатели!

— Так им и надо! Собаке собачья смерть!

— Нашли, где творить черные дела!

Мавра Петровна с застывшим сердцем отрешенно глядела в окно, вытирая с лица слезы. Рядом с ней сидела разом постаревшая Нина Евгеньевна, кусала до крови губы. Она всеми силами старалась не выдать себя.

Не веря газете, Светлана осторожно, чтобы не вызвать подозрения у соседей, уговаривала мать и бабушку:

— Не надо, не надо плакать. Это неправда. Не может такого быть…

И словно услышав девочку, один из пассажиров громко заявил:

— Тут что-то не так. Тухачевского я знал, воевал под его начальством. Преданный он стране человек.

А в соседних вагонах ехали семьи Уборевича, Якира, Гамарника. Мерно стучали колеса, отбивая бесконечную дробь.

Глава вторая РАСПРАВА НАД ТЕМИ, КТО СУДИЛ «ВРАГОВ НАРОДА»

Еще до суда Сталин вызвал к себе Ульриха. Он не стал интересоваться ходом следствия, степенью виновности каждого. Сказал коротко: «Судить мерзавцев так, чтоб неповадно было другим». Этим было все определено. И потому, искушенный в судебных хитростях, он вел заседание 11 июня, уверенно, отсекая то, что уводило бы от намеченного плана и решения.

В день суда, перед тем, как объявить приговор, Ульрих, а вместе с ним и Ежов, снова были у Сталина.

— Как идет суд? — спросил он Ульриха.

Стараясь говорить коротко, военюрист доложил о заседании.

— Что говорил в последнем слове Тухачевский? — спросил его генсек.

Ульрих хотел было ответить, но его опередил Ежов.

— Этот гад говорил, что предан родине и товарищу Сталину. Но врет, паразит. По нему видно.

— А как вели себя члены Присутствия?

Теперь уже отвечал Ульрих:

— Достойно вел Буденный, один лишь он. Пытались спрашивать Алкснис, Блюхер, да еще Белов. А остальные, в основном, молчали.

— Мне кажется, товарищ Ежов, к этим людям нужно присмотреться, — произнес Сталин и многозначительно посмотрел на наркома.

— Понятно, — поспешно ответил тот. — Будет исполнено.

— И какой же приговор?

Ульрих положил на стол раскрытую с документами папку. Сталин перевернул лист, другой.

— Согласен, можете идти.

Но согласия совсем не требовалось, потому что в ЦК республик, крайкомы и обкомы уже ушел шифрованный секретный документ, в котором все было предопределено. Вот, что в нем говорилось: «В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими, ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т. е. двенадцатого июня. Секретарь ЦК Сталин».

Документ был отправлен 11 июня в 16 часов 50 минут, т. е., когда еще суд шел и приговор не был объявлен. Его чтение закончили только поздним вечером, в 23 часа 36 минут. Всем — расстрел.

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — прозвучало в тишине пустого зала.

После расправы над военачальниками в стране долго еще посылали мертвым проклятия, обвиняя их в тяжких грехах, и пели восторженные дифирамбы славным чекистам из НКВД и их «железному наркому», зоркому Ежову. В газетах писали: «Народный комиссариат внутренних дел под руководством непреклонного и стойкого большевика тов. Ежова раскрыл тех, кто думал, что их не коснется рука пролетарской диктатуры, раскрыл мерзкую агентуру мирового фашизма. Свою преступную работу врагам спрятать не удалось».

На имя Ежова шли тысячи организованных Москвой поздравлений. Самого наркома называли верным учеником товарища Сталина, преданно и успешно руководящим бдительным органом защиты страны, выкорчевывающим охвостье враждебных классов и групп.

Отмечая образцовое и самоотверженное выполнение важнейших заданий правительства, большая группа работников НКВД была награждена орденами. Сам Ежов удостоился ордена Ленина. Ранее ему было присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности, что соответствовало армейскому званию маршала.

Разразился целой поэмой народный поэт из Казахстана Джамбул, перевод стихов которого осуществил ловкий стихотворец К. Алтайский. Вот отрывок из этого «шедевра соцреализма»: